T.me Доброволец украинского медицинского батальона «Госпитальеры» рассказывает о боях под Киевом.
Наступление российской армии на основных направлениях российско-украинской войны если и не захлебнулось, то сильно замедлилось – как из-за решимости украинцев защищать свою территорию, так и из-за просчетов российского командования в логистике «специальной операции», а быть может и по команде из Кремля, где ждут от Владимира Зеленского согласия с какими-то российскими переговорными позициями. Российские войска по-прежнему стоят в считаных километрах от Киева, заняв некоторые из пригородов украинской столицы. Здесь же остаются сотни мирных жителей, которые второй день подряд не могут эвакуироваться в более безопасное место: каждая из противоборствующих сторон обвиняет другую в обстрелах вопреки согласованию «зеленых коридоров» для эвакуации.
Некоторые города, где еще недавно кипела жизнь, фактически стерты с лица земли ударами авиации и артиллерии – Бородянка, Гостомель, Буча. Журналист-расследователь Христо Грозев цитирует в твиттере письмо, полученное от живущего в одном из них своего друга. «Этих населенных пунктов просто физически больше нет. Схема такая: проезжает колонна, последний танк открывает огонь по жилым зданиям, сравнивая их с землей – чтобы никто не мог зафиксировать это продвижение и сообщить о нем».
Передние рубежи украинской обороны под Киевом обороняет не только украинская армия, но и отряды «территориальной обороны». Они состоят из добровольцев, как мужчин, так и женщин, причем зачастую вступающие в эти отряды украинцы не имеют боевого опыта.
Среди волонтеров, работающих на передовой, есть и отдельный отряд, занимающийся помощью остающемуся в разрушенных городах мирному населению, а также способный оказать экстренную медицинскую помощь раненым украинским бойцам. Это добровольческий медицинский батальон «Госпитальеры», участвовавший в войне в Донбассе в 2014 году. С одним из волонтеров этого отряда российские чиновники хорошо знакомы: режиссер-документалист Евгений Титаренко в 2017 году своим фильмом о «Госпитальерах» взбудоражил вице-спикера Госдумы России Петра Толстого, министра культуры Владимира Мединского и генпрокурора Юрия Чайку. Все они бросились проверять картину на предмет «экстремизма» после того, как она попала в программу фестиваля «Артдокфест». Фильм в итоге запретили к показу.
После начала российского вторжения в Украину Евгений Титаренко приехал в Киев из своего родного Днепра, где ситуация пока спокойнее, чем в столице. В интервью Радио Свобода, которое он дал во время поездки на передовую и которое нам приходилось прерывать на время проезда его машиной блокпостов, Титаренко рассказывает о том, как он и его товарищи воспринимают эту войну и почему, несмотря на большие потери, российские войска продолжают окружать Киев.
«Сейчас все рождаются в подвалах»
– Где вы сейчас находитесь и чем занимается ваш отряд?
– Мы занимаемся эвакуацией трехсотых, иногда двухсотых… (раненые и погибшие. – Прим. РС). Грубо говоря, мы на второй линии находимся и выезжаем, когда есть вызовы, координируемся с местным населением, подвозим продукты и тому подобное. Например, за последние дни очень много детей родилось в подвалах, потому что сейчас все рождаются в подвалах. У них нет памперсов, нет детского питания, каких-то таких вещей. Проблема с продуктами: многие магазины закрыты, а которые открыты, открываются только на несколько часов. Но это не главное, с этим всем можно жить, потому что есть волонтеры, вся Украина объединилась. Другое дело, что русские обстреливают мирные колонны, обстреливают мирное население. Люди пытаются выехать из таких городов, как Ирпень, Буча, Гостомель. Русские ведут стрельбу по мирному населению. У нас каждый автомобиль с мирными и детьми имеет наклейки, что внутри находятся дети, но для русских это не имеет никакого значения. У меня есть боевой опыт, полученный в 2014–2015 годах, но тогда мы такого не видели. Если в то время для нас реактивные установки «Град» были, наверное, максимально серьезным оружием, под обстрелами из которого мы находились, то сейчас с неба падают бомбы размером с «Жигули». Тут бронь и каска не помогут, это просто успокоение для мамы, настолько все серьезно. Невозможно даже трупы забрать в некоторых местах. Тут каждый уже потерял каких-то друзей, родственников. Кто-то пытается выехать из уже оккупированной территории, кто-то сидит в подвалах без света и без еды, к ним невозможно проехать. Бывают случаи, когда люди пытаются проехать и подвезти питание, медикаменты, но колонны просто расстреливают, даже гражданские автомобили. Все очень и очень серьезно.
– Основные бои сейчас под Киевом происходят как раз на вашем направлении. Какая там ситуация? Российские войска движутся дальше или пока их удалось остановить? Под чьим контролем эти города сейчас находятся?
– Я не могу сказать, под чьим контролем, об этом есть разная информация, подтверждений у меня нет. Если что-то захватывают русские, мы пытаемся продвигаться, выбивать их и возвращать территорию. Но они не особо считают свой личный состав. Как это происходит? Происходит разведка боем. Они заезжают, мы их валим. После этого прилетает пачка «градов», каких-то бомб, они снова заходят, снова продвигаются. И так происходит постоянно. По чуть-чуть они пытаются продвигаться.
– Вы занимаетесь подвозом помощи людям, но при этом у вас есть оружие. Вы готовы оказаться тет-а-тет с врагом и дать ему отпор?
– У многих уже есть оружие, кому-то его выдали, кто-то купил сам, кто-то находится в территориальной обороне, которую вооружили власти. Но тут нужно понимать и оценивать ситуацию. Со стрелковым оружием против авиабомб мы ничего не можем сделать. У нас есть ПВО, у нас есть другие средства защиты, но это все у военных. Мы созваниваемся со всеми городами, где еще как-то более-менее спокойно, и рекомендуем им окапываться как можно глубже, копать окопы в полный рост и заливать бетоном, усиливать, потому что другого варианта нет, по-другому не удержаться.
«Идет война на уничтожение»
– Вы ждали, что события будут развиваться таким образом? Верили, что начнется полномасштабная война?
– Кто-то верил, кто-то не верил. Пропагандист Соловьев, его выступление во МХАТе, что нужны не Луганск и Донецк, а вся Украина, всегда были эти звоночки. Кому-то было понятно, кому-то не было понятно. В 2014–2015 годах все происходило только на востоке Украины, не каждый в Украине прочувствовал войну. Да, ее чувствовали люди, чьи родственники воевали, переселенцы, но сейчас это отчетливо ощутила вся Украина, абсолютно все. 24-го числа был первый обстрел. Все стало абсолютно ясно, когда я со своего балкона увидел разрывы в Днепре. Стало понятно, что они настроены очень серьезно. Как Пушилин выкладывал информацию, записанную на 2–3 дня раньше, как заранее записали заседание Совета Безопасности. Когда они начали признавать «ЛНР» и «ДНР», мне было очевидно, что не может «Броском мангуста» называться операция по их признанию. Тем, кто в 2014-м и 2015-м годах имел военный опыт, было абсолютно все понятно. В первую очередь именно эти люди сразу вывезли свои семьи в Западную Украину или дальше, и все вернулись – либо в свои города, либо в города, где нужна помощь и участие людей с опытом.
– Какие чувства вы сейчас испытываете? Осталось ли у вас по отношению к россиянам место для каких-то чувств, кроме ненависти? Знаете ли вы, как в России люди видят эту войну, что им о ней рассказывают?
– Какие чувства? Есть абсолютное понимание, что это война за выживание, что идет война на уничтожение. Неважно, больница, военная база или жилой дом – для русских это не имеет никакого значения. Я понимаю, что в России есть люди, которые выходят на митинги, они пытаются как-то протестовать. Но система в России настолько жесткая, что оно уже так не работает. Так не будет никакого результата. Как в Беларуси, где люди выходили и тапочки снимали, чтобы стоять на скамейке. Если у власти находится имперский тиран, у которого имперские амбиции и задача просто захватить нашу территорию, уничтожить всех, наказать нас за наше самоопределение, какие могут быть чувства?! Конкретно какой-то русский парень, который выходит против войны, ничего не сделал. А те, кто приезжает в нашу страну с оружием, – это проблема. Все видели видео с военнопленными. «Мы поехали на учения», мы еще что-то, они говорят: «Меня назовут изменником родины, если я не пойду». До войны я много изучал историю, ездил в разные страны, в том числе общался с историками в Аушвице. Знаете, что было с немцами, которые отказывались работать в концентрационных лагерях, которые отказывались работать в айнзацгруппах? Их не расстреливали. Многих даже не наказывали, их просто переводили в другое место. Мы имеем дело с глубокой пропагандой, которая точилась не день и не два. Люди по всей Европе видели эту пропаганду, на RT, из других источников. Мы все видели, как это происходит, просто никто не хотел этого замечать. Не может такого быть, что оно точится, точится, но при этом ничего не происходит. Все происходит зачем-то. Формировалась почва, чтобы люди думали: «Да, отлично, ввалим этим украинцам!» Многие же действительно поддерживают в России войну. Многие реально считают, что это нормально. Я смотрел интервью матерей, чьи дети находятся в плену, и они поддерживают это. Они говорят: «Он же защищает нашу родину». Вы представляете, какая каша у людей в голове? Они бомбят наше мирное население, «защищая себя». Все очень плохо. Я очень надеюсь, что все-таки закроют над Украиной воздушное пространство. Я понимаю, что это политически очень серьезный шаг. Я не знаю, случится ли это, но каждый день у нас гибнут дети, гибнут мирные жители. Люди остаются без домов, люди эвакуируются в Западную Украину. Огромные пробки. Киев сейчас не узнать. В самом Киеве обстрелы были точечными, но весь город… Тут все в блокпостах, все очень серьезно настроены. Военное время.
«Если падет Киев, они пойдут дальше»
– «Бросок мангуста», по всеобщему мнению, уже не удался, если был план блицкрига, но как долго в такой ситуации – под постоянными обстрелами, фактически в окружении – сможет продержаться Киев?
– Я не буду делать прогнозов. Сюда съехалось огромное количество людей из разных точек Украины, потому что это не только стратегическое место, но это символ. Мы понимаем, что их задача – захватить Киев, может быть, поставить свою власть, как они делают в Херсоне: привозят каких-то людей, которые имитируют радость. Я не знаю. Все, кто сюда приехал, будут стоять до конца, потому что они пойдут дальше. Падет Киев, они пойдут дальше. Упадет следующий город, они еще дальше пойдут. У нас нет другого выхода. Это война на уничтожение. Нас просто уничтожают. У нас нет альтернативы. Мы все окапываемся: копаем окопы в полный рост, бетонируемся, чтобы удерживать позиции как можно дольше. Просто как-то странно, что они не считают своих людей. У нас каждый потерял уже какого-то родственника, друга, приятеля, кто-то одного, кто-то пятерых, а они не считаются со своими потерями, потому что им просто плевать на своих людей. У них есть задача, и все. Это же поколение, воспитанное на советском кино. Я общался с человеком до войны, он связан с кинематографом. Он говорит: «Вот какие раньше хорошие фильмы снимали, военные, советские». Я резко тогда ему ответил: «Да, снимали военные фильмы, идеологические такие». Если бы не эти фильмы, может быть, не было бы и Афганистана, не было бы Чечни, не было бы Грузии, не было бы Украины. Потому что с теми же лозунгами «За Родину», «За Отечество» они приходят сюда. Я не знаю. У меня ощущение, что мы санитары, мы держим двери этого дурдома, чтобы этот дурдом не перешел дальше на Европу. Литва, Латвия, Эстония прекрасно понимают, что они будут следующими, потому что аппетит приходит во время еды. Единственное для меня удивление было, что они выбрали это время года, что они не подождали, пока будет сухой грунт, чтобы могли пройти танки. Многие считали, в том числе и я, что, пока не будет сухого грунта, они не пойдут. В итоге они идут тупо по дорогам. Мы отрабатываем по ним с байрактаров, с артиллерии. Приходят новые, отрабатываем по ним, приходят еще новые. Они какие-то бесконечные. Как Советская армия, когда форсировала Днепр в 43-м году. Немецкие пулеметчики сходили с ума от такого количества убитых людей. Я не знаю, у них очень много людей, наверное. Может быть, их матерям, их родителям, родственникам плевать на них? Может быть, они получают потом страховку, покупают телевизоры на эти деньги, пьют несколько дней, а потом, «ну, ладно, от Коли остался телевизор, тоже неплохо». Я не знаю, что у этих людей в головах. Я не знаю, что в головах у этих пилотов, которые сбрасывают бомбы на мирное население. Они видят, что кипит жизнь в городе, ты не из-за облаков работаешь, это не Хиросима, не Нагасаки. Пилоты видят, что жизнь кипит, ездит обычный транспорт, люди ходят по городу. Это их не останавливает. У пилота всегда есть альтернатива: ты можешь не выполнять такой приказ, ты можешь сбросить бомбу мимо, куда-то в поле, за это тебя не накажут, но они все равно отрабатывают приказы.