T.me «После войны советские города были наводнены людьми, которым посчастливилось выжить на фронте, но потерявшим в боях за Родину руки и ноги. Самодельные тележки, на которых юркали между ногами прохожих человеческие обрубки, костыли и протезы героев войны портили благообразие светлого социалистического сегодня. И вот однажды советские граждане проснулись и не услышали привычного грохота тележек и скрипа протезов. Инвалиды в одночасье были удалены из городов.
Ссылали не всех поголовно безруких-безногих, а тех, кто побирался, просил милостыню, не имел жилья. Их были сотни тысяч, потерявших семьи, жильё, никому не нужные, без денег, зато увешанные наградами.
Их собирали за одну ночь во всех городах специальными нарядами милиции и госбезопасности, отвозили на железнодорожные станции, грузили в теплушки типа ЗК и отправляли в дома-интернаты — на Валааме, под Харьковом в посёлок Высокий, в Стрелечьем, под Бахчисараем, в Омске, в Барнауле, на Сахалине и в Армении и др. Вся страна, как сетью, была покрыта подобными интернатами. У них отбирали паспорта и солдатские книжки — фактически их переводили в статус ЗК. Да и сами интернаты были в ведомстве милиции.
Дома закрытого типа с особым режимом
Документ № 06778. Министр МВД Круглов докладывает 20 февраля 1954 года Маленкову и Хрущеву, что «несмотря на принимаемые меры, в крупных городах и промышленных центрах страны все еще продолжает иметь место такое нетерпимое явление, как нищенство». Цифры говорят о том, что в СССР было не все в порядке с попрошайками. «Во втором полугодии 1951 года задержано 107 766 человек, в 1952 году — 156 817 человек, а в 1953 году — 182 342 человека». Нищенство росло параллельно со строительством социализма. «Среди задержанных нищих инвалиды войны и труда составляют 70%, впавшие во временную нужду — 20%, профессиональные нищие — 10%». Называется и «производная» роста попрошайничества: «…отсутствие достаточного количества домов для престарелых и инвалидов и интернатов для слепых инвалидов».
«Борьба с нищенством затрудняется… тем, что многие нищенствующие отказываются от направления их в дома инвалидов… самовольно оставляют их и продолжают нищенствовать». Тут же предлагается «преобразовать дома инвалидов и престарелых в дома закрытого типа с особым режимом».
В 1950 году по указу Верховного Совета Карело-Финской ССР на острове Валаам в здании Зимней гостинницы разместили Дом инвалидов войны и труда.
Архив дома-интерната для инвалидов с о.Валаам перевезен на большую землю . Адрес :
186007 Республика Карелия,
с.Видлица, Олонецкого р-на,
ул. Школьная 24.
Видлицкий дом инвалидов.
тел.+7(81436)27-290,
+7(81436)27-329.
Мне пришлось очень много ездить по стране (еще тогдашнему СССР) и подобные дома инвалидов мне встречались, иногда. Иногда — не потому, что они были редки (я просто этого не знаю), а потому что они были очень незаметны и не бросались в глаза…или даже были сокрыты от глаз.
Сокрыты по-разному: названием, месторасположением, ну и отношением к ним населения. Если обитатели подобных домов не имели родственников в городе, то они и были там отверженными, забытыми, незаметными, никакими…
Это были в основном 20-летние ребята
«Тема нашествия» на Валааме
Владимир Зак
”…ночью органы провели облаву, собрали всех киевских инвалидов и эшелонами отправили их на Соловки. Без вины, без суда и следствия. Чтобы они своим видом не «смущали» граждан. Мне кажется, что инвалиды прежде всего вызывали злость у тех, кто действительно пересидел войну в штабах. Ходили слухи, что акцию эту организовал лично Жуков. Инвалидов вывезли не только из Киева, их вывезли из всех крупных городов СССР. «Зачистили» страну. Рассказывали, что инвалиды пытались сопротивляться, бросались на рельсы. Но их поднимали и везли. «Вывезли» даже «самоваров» — людей без рук и без ног. На Соловках их иногда выносили подышать свежим воздухом и подвешивали на веревках на деревьях. Иногда забывали и они замерзали. Это были в основном 20-летние ребята.»
Со всего Киева в тот раз вывезли несколько тысяч инвалидов. Инвалидов, которые жили в семьях – не трогали. «Зачистка инвалидов» повторялась в конце 40-х годов. Но тогда инвалидов уже отправляли в интернаты, которые впрочем тоже напоминали тюрьмы. С тех пор на парадах ветеранов уже не было инвалидов. Их просто убрали, как неприятное воспоминание. И Родина уже больше никогда не вспомнила своих лучших сыновей. В небытие ушли даже их имена. Это уже много позже оставшиеся в живых инвалиды стали получать льготы, пайки и прочие блага. А те – одинокие безногие и безрукие мальчишки были просто заживо похоронены на Соловках. Было что-то глубоко-людоедское в той «великой эпохе». Фараоно-египетское, не щадящее миллионы жизней ради то ли идеи, то ли топлива для танков. Мировая революция, третий рейх, битвы империй – какой все это бред по сравнению с загубленной жизнью 20-летнего мальчишки, которого Родина использовала как пушечное мясо, а потом утилизировала, как ненужный хлам.”
Евгений Кузнецов, «Вааламская тетрадь»: …уж слишком намозолили глаза советскому народу-победителю сотни тысяч инвалидов: безруких, безногих, неприкаянных, промышлявших нищенством по вокзалам, в поездах, на улицах, да мало ли еще где. Ну, посудите сами: грудь в о-р-д-е-н-а-х, а он возле булочной милостыню просит. Никуда не годится! Избавиться от них, во что бы то ни стало избавиться. Но куда их девать? А в бывшие монастыри, на острова! С глаз долой — из сердца вон. В течение нескольких месяцев страна-победительница очистила свои улицы от этого ”позора”! Вот так возникли эти богадельни в Кирилло-Белозерском, Горицком, Александро-Свирском, Валаамском и других монастырях. Верней сказать, на развалинах монастырских, на сокрушенных советской властью столпах Православия. Страна Советов карала своих инвалидов-победителей за их увечья, за потерю ими семей, крова, родных гнезд, разоренных войной. Карала нищетой содержания, одиночеством, безысходностью. Всякий, попадавший на Валаам, мгновенно осознавал: «Вот это все!» Дальше — тупик. «Дальше тишина» в безвестной могиле на заброшенном монастырском кладбище. ”
Александр Даниэль: Этот факт известный, чудовищный. Совершенно понятно, и почему Сталин и сталинское руководство изгнало ветеранов из городов. Я уверен, что из эстетических соображений. Безногие на тележках не вписывались в то художественное произведение, так сказать, в стиле соцреализма, в которое руководство хотело превратить страну.
Инвалиды-фронтовики в СССР
В статистическом исследовании «Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооруженных сил» приводятся данные об убытии военнослужащих из вооруженных сил во время Второй Мировой войны: Демобилизовано по ранению, болезни, возрасту 3 798 200 человек. Из них стало инвалидами 2 576 000 человек.
Два миллиона пятьсот семьдесят шесть тысяч инвалидов-победителей.
Писатель-фронтовик Виктор Некрасов в повести «В родном городе» рассказывает о послевоенной жизни покалеченных:
«Биография-то у меня кончилась. Так, мура какая-то осталась. А ведь летчиком был. И неплохим летчиком. Восемь машин на счету имел. И это за каких-нибудь десять месяцев, со Сталинграда начал. Был и комсомольцем, думал в партию вступать. А теперь что? Обрубок… Летать уже не буду, из комсомола выбыл. Мотаюсь по городам с какими-то чертовыми тапочками. В Ростове инвалидная артель их делает — хорошие, на лосевой подошве. Я перевожу их в Харьков, в Одессу, сюда: с протезом всегда проедешь, никто не задержит. А трое ребят — жуки такие, дай бог — загоняют их.
Вот так и живу: заработаю — пропью, опять заработаю — опять пропью. А ты говоришь — счастье. Нет его! Нога не вырастет».
В повести в частности рассказывается о том, как советские чиновники обошлись с инвалидами-фронтовиками после войны. Покалеченных солдат-победителей не устраивают на работу, не дают нормального жилья, инвалиды не имеют качественных протезов.
Юрий Нагибин в рассказе «Терпение» описывает поездку на один из северных островов, где видит на пристани инвалидов-фронтовиков:
«О калеке нельзя было сказать, что он стоял или сидел, он именно торчал пеньком, а по бокам его обрубленного широкогрудого тела, подшитого понизу толстой темной кожей, стояли самодельные деревянные толкачи, похожие на старые угольные утюги. Его сосед, такой же обрубок, но постарше и не столь крепко скроенный, пристроился на тележке с колесиками».
«Он торговал вроссыпь отсыревшим «Казбеком» и «Беломором», а выручку пропивал с алкашами в пивных, забегаловках, подъездах, на каких-то темных квартирах-хазах, с дрянными, а бывало и просто несчастными, обездоленными бабами, с ворами, которые приспосабливали инвалидов к своему ремеслу, «выяснял отношения», скандалил, дрался…»
Могу свидетельствовать как очевидец.
Видел в детстве в г.Тула много таких с орденами и протянутой рукой. Также без ног на такой самодельной подставочке на подшипниках.
К доске приделана шапка вниз тульёю для пожертвований. Один возле рынка был такой горластый, матерился, ругал власть.
Это после смерти Сталина ещё было. К вечеру он лежал обоссавшись пьяный вдымину.
Потом как-то неожиданно все они разом исчезли. Все эти калеки, что с бельмами и с аккордеоном с поводырями ходили по вагонам, и контуженные глухие с такой непередаваемой мукой на лице.
Да одноногие и однорукие остались. Два родича у меня таких было. Они сами померли. Долголетие им не грозило.
Полагаю, что правда где-то кроется. Убрали их с глаз. А куда не знаю. Я в городе наездами был. Жил на селе.
У нас своя была «струя». Тянулись странники. Тоже с протянутой рукой. Искали родных и знакомых. С Урала на запад и наоборот. Шли пешком из конца в конец. Денег не было никаких.
В Центральной России был именно перекрёсток их дорог-путей. Давали им поесть. Наш дом с краю и нам их доставалось много.
И попить и поесть я им таскал.