Кирилл Буданов — самый публичный руководитель военной разведки не только в истории Украины, но и в масштабах всего мира. Он регулярно дает интервью журналистам и появляется на публичных мероприятиях, где с одинаково невозмутимым выражением лица озвучивает оптимистичные прогнозы для Украины в войне и предсказывает распад России.
Именно он утверждал, что активные боевые действия закончатся до конца 2022 года, а «ВСУ скоро будут в Крыму».
Ни об одном из этих прогнозов руководитель ГУР Минобороны Украины не жалеет, а тот факт, что они не сбылись, объясняет изменением обстоятельств: «Это прогнозы реального времени. Если что-то поворачивается немножко иначе — извините, это вносит свои коррективы».
Мы брали это интервью 19 апреля — в тот день украинским силам удалось впервые сбить российский стратегический бомбардировщик Ту-22МЗ. У руководителя военной разведки был насыщенный график, поэтому он заметно спешил. На вопросы отвечал традиционно коротко и сдержанно, редко поддаваясь эмоциям.
Удалось расспросить о многом — о ситуации на фронте и тактике россиян, о прогнозах и ожиданиях, о политике и о личном. На некоторые вопросы Буданов отвечать отказался — например, о причинах малоуспешного украинского наступления и о вероятных переговорах с Россией.
Прогнозы главного военного разведчика уже не такие оптимистичные, но, как утверждает он, Украина не проиграет в этой войне. «Армагеддон не произойдет», — говорит Кирилл Буданов. И добавляет: «Как всегда, в последний момент что-то придумаем».
— Хочется начать со свежей новости. Украинские силы сегодня (19 апреля) уничтожили российский стратегический бомбардировщик Ту-22М3. Как это удалось сделать?
— Долго ждали, готовились, в конце концов смогли. Что я вам на это скажу?
— Как это сделали, чем? Можно какие-то детали рассказать?
— Я не хотел бы, честно говоря, раскрывать это все. Могу одно сказать — самолет был поражен на расстоянии 308 километров, достаточно далеко. Скажем так, плодотворная и долгая работа дает о себе знать. Это тот же, как говорится, прием и те же средства, которые мы использовали, когда уничтожили в воздухе самолет А-50.
— А сколько, по данным украинской разведки, таких самолетов еще у россиян?
— Еще есть, но это первый сбитый самолет дальней авиации в этой войне. И вполне понятно, что Одессе будет немножко легче сейчас, потому что самолеты Ту-22М3 применяли ракеты Х-22, которые, пожалуй, больше всего принесли именно разрушений по городу. Потому что ракета очень быстрая, мощная, и особо никто не мог перехватить. Это еще советская разработка. Но в то же время точность не такая уж большая, и большее количество, скажем так, гражданских зданий уничтожили именно эти ракеты.
Теперь, вполне очевидно, они [российские войска] будут искать новые рубежи, а в направлении Одессы, в принципе, других рубежей нет. Будут применять только наземные комплексы для ударов по Одессе и ракеты с дальней авиации и с моря. Х-22, я надеюсь, больше не увидят.
— Именно эту операцию долго готовили?
— Неделю была, скажем так, сама «засада». Ждали, когда он выйдет на нужный рубеж.
— На Западе все больше сейчас говорят о том, что Украина может проиграть в войне уже в этом году. Контрнаступление не дало ожидаемых результатов, поставки оружия замедлились и так далее. Как вы реагируете на такие прогнозы и на такие пессимистические настроения?
— Как именно я на это реагирую? Никак.
— Имеют ли смысл вообще вот такие пессимистические настроения?
— Послушайте, если мы с вами говорим о сценариях, которые разрабатываются, которые могут быть — так в любом случае есть, скажем так, позитивные для одной из сторон и негативные для второй из сторон сценарии. Нет оснований для того, чтобы верить в стратегический проигрыш Украины. Да, если говорить, что все будет идти плохо — ну, вполне понятно, что и результат будет плохой. Однако, если пойдут изменения к лучшему — а основания полагать, что так будет, все еще есть.
— На чем базируется ваше это мнение?
— Давайте вспомним хотя бы сегодняшнее утро, с чего вы начали. Это положительно повлияет на ситуацию, как минимум для одного конкретно взятого региона? Я бы сказал, да, положительно. Да, есть проблемы на фронте, но надо тоже откровенно говорить — эти же проблемы не сегодня появились, и не месяц назад, и даже не три месяца назад. Это системная проблема, с которой мы столкнулись. И вместе с тем надо помнить, что Украина все еще существует.
— Я смотрела ваше интервью зимой, вы тогда говорили, что существенных успехов у россиян нет. На данный момент, по вашему мнению, есть у них существенные успехи?
— Смотрите, у россиян был реальный успех в Авдеевке. Это надо признать. Это факт. Они это смогли. Все остальное — ну, пока рано об этом говорить.
— А последние удары по энергетике?
— А наши, скажем так, позитивные практические удары по их объектам? Это все уравнивание. Понимаете, они что-то где-то делают, мы где-то делаем свой шаг. Одни более успешны, другие менее успешны. Вопрос войны решают не удары — а, как и в древние времена, пока человек с флагом не зайдет на территорию — ничего не изменится. Хоть ты миллион дронов туда отправь, хоть сто тысяч артиллерийских снарядов туда положи — пока человек не зайдет, ничего не будет.
— Представители украинской власти и вы, кстати, в том числе, в прошлом году говорили, что у россиян заканчиваются ракеты. Удары есть…
— А они накопили их. Смотрите, больше года не было ни одного удара по энергетике. Ну вполне понятно, что при наличии производства они немножко их накопили. Они особенно накопили морской компонент ракет, оперативно-тактического ракетного вооружения. Но пока что он активно не применяется.
А ракеты авиационного компонента — ну, они опять очень серьезно исчерпали свои запасы. Даже последний удар, опять же сегодняшний день берем — всего-навсего два стратегических бомбардировщика наносили удары. Это не от того, что у них нет целей, а из-за того, что они немножко экономят. Да, они могут нанести еще несколько серьезных ударов, но не бесконечно.
— Кто им помогает в этом?
— А кто помогает? Никто не помогает, они сами работают. Они достаточно эффективно побороли санкции, обход санкций и так далее.
— Западные комплектующие к ним доходят?
— Как шли, так и идут.
— Каково участие Китая в этом?
— Ни одно готовое вооружение Китай как не передавал, так и, насколько мы знаем, не планирует передавать. Компоненты, микрочипы, сейчас пошли станки — но все это в лучшем случае товары двойного использования, это надо тоже понимать. Так же, как вот вы сами говорили — европейские, западные, как говорится, чипы, механизмы, агрегаты. К сожалению, это все есть.
О ходе войны
— Вы известны своими прогнозами. Достаточно позитивными прогнозами. Вы знаете, о чем я говорю — «ВСУ скоро будут в Крыму» и так далее. Вы не жалеете об этом?
— Я говорил, что «мы зайдем в Крым».
— Вы не жалеете об этих словах?
— Никогда. Я никогда не жалею о прошлом. Вообще о любом. То, что иногда ситуация резко кардинально меняется — в конце концов, если вы уже говорите о моих личных словах, то наши подразделения в Крым зашли.
— Не думаете, что такие прогнозы дают людям напрасную надежду?
— Нет, они не дают напрасную надежду. Это прогнозы реального времени. Если что-то поворачивается немножко иначе — извините, это вносит свои коррективы.
— Вы часто в своих интервью говорите о том, что ваши прогнозы базируются на…
— На фактах, цифрах, документах и тому подобное.
— О чем сегодня вам говорят эти цифры?
— Нас ждет достаточно тяжелая, по нашей оценке, ситуация в ближайшее время. Но она не катастрофическая, это тоже надо понимать. Армагеддон не произойдет, как многие сейчас начинают говорить. Но проблемы с середины мая будут.
— А если говорить о фронте?
— Я и о фронте в том числе. Это комплексный подход, потому что россияне будут использовать комплексный подход. Они проводят комплексную операцию. Не будем мы об этом с вами долго разговаривать, но это тяжелый период будет. Середина мая, начало июня.
— Речь и о внутриполитической ситуации?
— Речь обо всем.
О российских военных
— Бывший главком Виктор Муженко нам в интервью говорил о том, что за два года войны россияне изменились. Они лучше оснащены, лучше подготовлены и так далее. Как вы оцениваете, как изменились россияне за это время после начала полномасштабного вторжения и какие они сегодня? Они стали сильнее?
— И да, и нет. Надо помнить, что война — это всегда бешеное развитие. В любой стране мира война давала всегда развитие технологическое, индустриальное и тому подобное. Несмотря на то, что это бешеные затраты и разрушения, но это всегда развитие. Это происходит с ними, это происходит с нами, это тоже надо понимать.
Кто мог в начале 2022-го года говорить, что на фронте будут десятки тысяч дронов работать? Это было даже нереально представить. Вместе с тем это уже никого не удивляет сейчас.
Относительно оснащения — оснащение пехотинца точно стало лучше. Качество техники? Нет, оно упало, потому что новой техники мало, ее не хватает. Это все отремонтированная, отреставрированная техника со складов длительного хранения вооружений. Там о качестве говорить нет смысла, да и не нужно там то качество.
Что касается качества личного состава — те, кто участвовали в первой, как говорится, волне полномасштабного вторжения 22-го года — это настоящие профессионалы были, контрактники с нормальным опытом боевым и так далее. Но за это время их уже почти не осталось. Россия воюет мобилизованными.
— Какой их моральный дух?
— Да никакой, в принципе. Он усилился после взятия Авдеевки, но это было временное явление. В принципе, мобилизованному нет особого смысла. Они воюют за деньги, потому что их призвали, потому что заставили призваться и тому подобное. То есть «идите вперед». Ну, это еще русская ментальность играет важную роль. «Идите вперед», как говорится, и русский мужик идет. Он там особо не думает, что с ним будет. Но сказать, что он сильно старается, — это тоже неправда.
— Насколько сильна, по вашим данным, российская разведка здесь, в Украине? Ясно, что они есть здесь.
— Что значит «они есть»? Они добывают необходимые данные и пытаются влиять. Это есть, это факт.
— Они прогрессируют или наоборот?
— Война — это развитие, я же вам сказал. И здесь так же. Скажем так, все, что касается киберразвития, радиоэлектронной разведки — они усилились.
О переговорах с Россией
— Есть ли смысл в этой тяжелой ситуации, по вашему мнению, начинать переговоры?
— Не ко мне абсолютно вопрос. Поэтому извините, и отвечать на него не вижу смысла.
— Вы ничего по этому поводу не советуете президенту?
— Нет, абсолютно.
— Вы заявляли о том, что завершить эту войну можно возвращением на границы 1991 года.
— Да, и ничего не изменилось здесь.
— Мы общались с военными, они говорят о том, что на самом деле это же не будет завершением войны — огромная граница, которую надо удерживать, Россия никуда не денется, и так далее…
— И что? Так продолжите эту мысль.
— Что война не завершится.
— Она завершится. Она завершится на этом. То, что у нас будет определенный промежуток времени — возможно, большой. Напряженная ситуация на границах после этого будет. Но фактически война завершится.
— Даже при этом же военно-политическом руководстве в России?
— Даже при этом. То, что будут попытки что-то сделать снова — так будут. Это нормально. Это абсолютно нормально. Россия хочет нас уничтожить, мы не хотим, чтобы нас уничтожали. У нас не сходятся, как говорится, прихоти, понимаете?
Поэтому этот конфликт перманентно будет появляться, затихать, снова появляться и так далее. Посмотрите на нашу историю. Мы с Российской Федерацией, Российской империей, Московским царством и тому подобное всю жизнь то миримся, то воюем. Мы не сможем изменить ход истории в будущем.
О наступлении на Киев
— Вас в каждом интервью спрашивают о вероятном втором наступлении на Киев, и в каждом интервью вы отвечаете, что это…
— Безосновательно.
— Сегодня не изменилась ситуация?
— Не изменилась абсолютно.
— Угрозы нет?
— По состоянию на сейчас — абсолютно нет.
— Говоря о наступлении на Киев, я хотела вас вот что спросить. Директор ЦРУ рассказывал, что приезжал в Киев накануне российского вторжения и передавал информацию о планах россиян, в том числе относительно высадки в Гостомеле российского десанта. У вас, я так понимаю, тоже была эта информация, и вы ее передавали на Банковую [где расположен Офис президента Украины]. Какая была реакция там? Потому что [директор ЦРУ] Бернс, например, рассказывает, что Зеленский считал эту информацию бездоказательной и не верил в это, что Путин настолько сумасшедший.
— Я очень уважаю господина Бернса. Лично его знаю. В принципе, горжусь этим знакомством моим. И я думаю, что это не было бы корректно публично комментировать его высказывания. Так же, я думаю, что он не согласился бы сделать то же самое, если бы вы его спросили обо мне. Он свою позицию высказал. Вы можете ее воспринимать или не воспринимать. Это ваше личное дело.
— Украинская разведка имела эту информацию тоже?
— Ну, очевидно, очевидно.
— О планах россиян по высадке в Гостомеле?
— Послушайте. Есть же истории, которые невозможно уже вычеркнуть. Кажется, в октябре мы же первые публично сказали, что, да, ситуация угрожающая, планируется так, так и так. Если поднимете (архивные новости), то там была такая схема показана, на которой стрелочки были, как, куда, что должно пойти. Просто сверьте с тем, что в итоге произошло.
— Вы эту информацию президенту передали? Какой вы получили ответ?
— Я не буду сейчас разговаривать на этот счет.
О контрнаступлении
— Вопрос о контрнаступлении прошлым летом, которое не дало ожидаемых результатов. По вашему мнению, какая причина этого? Это плохое планирование, медленно оружие поступало, что-то еще?
— Давайте я вам предложу принять одно правило, а вы его примете, потому что по-другому не будет. Спрашивайте, пожалуйста, меня о том, что касается непосредственно моей компетенции и ответственности. Оценивать действия других должностных лиц — это, как минимум, некорректно.
— Вообще сам факт, что Украина согласовывает эти планы с западными партнерами — вы считаете, это нормально? Потому что некоторые военные и эксперты это критикуют и считают, что Украина должна сама планировать это все.
— Я не согласовываю свои планы, могу вам сразу сказать. Есть вопросы, которые касаются, скажем так, многих сторон. Тогда я не вижу ничего плохого в том, чтобы заранее предупредить, возможно, даже обсудить с другими сторонами, какие последствия будут для всех. Это то, что касается нашей деятельности.
Кто и какие консультации делает из других ведомств — мне достоверно неизвестно. Ну и интересоваться этим не хочу.
— ГУР реализует много операций на территории России, успешных операций. Западная пресса не раз писала, что это не очень нравится американской разведке. Они вообще высказывали критику какую-то в разговоре с вами?
— Я же вам говорю, когда те или иные действия касаются многих стран непосредственно — не потому, что это кому-то интересно, а потому, что это будет влиять — я не вижу ничего плохого в том, чтобы нормально проговорить с нашими партнерами. Потому что если мы называем их партнерами, надо о них не забывать, поскольку одностороннее партнерство — это паразитизм. Это вам мой ответ.
— Одна из самых успешных операций была, когда российский вертолетчик перешел на сторону Украины. Его убили в Испании. Какие вы сделали выводы из этого?
— Я бы вам нецензурно дал бы ответ, какие мы выводы сделали. Это, к сожалению, классическая психологическая ошибка людей. Когда люди расслабляются, у них появляются деньги и они якобы следят за своей безопасностью. Но вместе с тем желание славы застилает глаза всем. И они начинают говорить «ты знаешь, кто я?», «вот ты же никому, только вот тебе говорю». Так же потом начинают вызывать девушек из РФ, знакомых им из прошлого, рассказывать, сколько у них теперь много денег, как замечательно они живут в Испании и так далее.
Надо было это как-то предотвратить, но, к сожалению, это не единичные случаи. Такое поведение людей в мире, в разные времена и в разных ситуациях — это типичная ошибка. И, к сожалению, она нас так же постигла. Это тоже надо признавать. Я никогда не боялся признать ошибки и здесь то же самое могу сказать. Надо было все же за ним ухаживать, а не поверить тому, что «я взрослый, я знаю, как быть».
О «Майдане-3»
— В одном из своих выступлений вы упоминали об операции «Майдан-3».
— Да.
— Она до сих пор актуальна?
— Да, она продолжается и продвигается. К сожалению, она продвигается.
— Каким образом?
— Это вопрос, который уже касается государственной тайны. Извините, больше, чем то, что было сказано, я уже не могу рассказать. Но еще раз вам говорю: россияне над этим работают.
— А вообще наблюдается активизация каких-то пророссийских сил здесь в Украине?
— Они четко понимают, что чисто пророссийские силы сейчас не смогут функционировать. Поэтому они камуфлируют это под разного рода деятельность, под различные вопросы социальной напряженности. И это не будет выглядеть (и в их планах это четко описано), оно не должно выглядеть как какая-то пророссийская позиция. Нет. Абсолютно нет.
— Много говорят о конкуренции операций ГУР и СБУ — особенно на территории России. Она есть?
— Ну, это же замечательно, если она есть.
— Она мешает или помогает?
— Здоровая конкуренция всегда, во все времена всем помогала. Абсолютно всем. Знаете, еще очень давно мне рассказали одну историю. Историческая, как говорится, справка. Был момент, когда американские автопроизводители столкнулись с проблемой агрессивной экспансии рынка со стороны японских автопроизводителей. И они, значит, собрались, как говорится, и пошли просить, чтобы или квоты ввели, или подняли налоги, чтобы как-то защитить автомобильный рынок. На что им ответили: да просто делайте лучшие машины. Ну и все — квоты они не получили, а машины начали делать дешевле и лучше. Поэтому я считаю, что конкуренция — это правильно.
— Есть ощущение, что в последнее время замедлился процесс обмена пленными. Это так или нет?
— Конечно. Конечно, замедлился.
— А почему?
— Потому что «Майдан-3» и все остальное. Россия использует все возможные факторы для создания социального напряжения. И будет использовать дальше. Вместе с тем замедлился, но не остановился. И мы все равно разными путями пробиваем и пытаемся. И получаем результаты. И в этом вопросе так же. Но это трудно, и Россия будет использовать этот фактор влияния на наш социум.
— То есть причиной не является возвращение из Турции командиров «Азова»?
— Смотрите, после того, как их вернули, был определенный промежуток времени, но после этого обмены возобновились. То есть это точно уже не может считаться причиной. Зимой прошло по факту четыре обмена. Достаточно масштабные, более ста в каждом. Вы должны это помнить.
— Если можно назвать эту цифру — сколько сейчас вообще пленных украинцев?
— Нельзя.
О покушениях
— Была информация о том, что вас рассматривали на должность министра обороны после Резникова. Это так или нет? Предлагали вам или нет?
— Слушайте, я же вам уже говорил, давайте спрашивать меня о том, за что я отвечаю. Кто кого куда рассматривал? Вопрос риторический.
— Не скажете?
— Я же вам говорю, это вопрос какой-то риторический. Я очень люблю логику. Можно же продолжать вашу мысль: если рассматривали, почему не назначили?
— Тоже хотела вас об этом спросить.
— Да? Ну, это несерьезный будет у нас с вами разговор.
— Предлагали или нет?
— Мне лично?
— Да.
— Скажем так, я знаю, что такие мысли существовали. Но, судя по тому, что мы сейчас с вами разговариваем, я сижу перед вами — очевидно, этого не произошло. Правильно?
— Да.
— Ну, вот и ответ.
— Чего боится Кирилл Буданов?
— Ну, а чего я должен бояться? Вы думаете, что я должен чего-то бояться? Как верующий человек, я боюсь, скажем так, Бога. Пожалуй, это единственное.
— Плена не боитесь?
— Даже не рассматриваю.
— Вас называют «безрассудным», в том числе в контексте планирования операций, а также «человеком, который наслаждается опасностью».
— Это же мнение людей каких-то. Возможно, они где-то правы, возможно, нет. Я пользуюсь обычно другим, старинным правилом: «Победителей не судят».
— Сколько было покушений на вас? Так и остается цифра, которую вы озвучивали — около десяти?
— Давайте останемся на том же (показателе). Там они сейчас планируют кое-что, но, как и прошлые разы, все у них не получится.
— Это россияне?
— Это в интересах россиян, это правда. Это россияне, в интересах россиян. Они планируют привлечение людей и здесь. Это нормальная оперативная работа для них.
— Была история с отравлением вашей жены. Можете детализировать? Я знаю, что ведется расследование. Какие на данный момент есть новости, о которых вы можете нам рассказать?
— Еще рано, еще рано. Ответы будут, не волнуйтесь.
— Еще никто не задержан?
— Да какие задержания? Это несерьезно. Я в эти игры не играю никогда. Но это моя жена, поэтому так оно не сойдет.
— Но движение есть — я имею в виду расследование?
— Все есть.
— Прогрессирует?
— Прогрессирует.
— А в каком она состоянии, как она?
— Да более-менее нормальное. Стабилизировали, вывели большую часть токсинов.
— А кто был целью?
— Если отравлена она — так кто был целью?
— Были мнения, что это на самом деле на вас было покушение.
— Что ошиблись? Знаете, я даже не знаю случаев таких, когда так было. Нет, их логика понятна — жена для меня очень… Это все. И влияние ее они правильно оценили. Но, как видите, с нами Бог и ничего не будет.
О рейтингах
— Как у вас сложились отношения с новым главкомом? Все слаженно?
— Ну, я не вижу никаких проблем.
— Ставки проходят продуктивно?
— Продуктивно.
— Изучала рейтинги последние, вас туда включают, вы это знаете. Так вот, в февральском рейтинге доверия…
— Я не занимаюсь социологией, кстати. Может, это вас удивит. Периодически я слышу о таких вещах, но не интересуюсь особо.
— Доверие к вам растет.
— Мне это приятно слышать.
— Не боитесь, что у кого-то это ревность вызовет?
— Почему я должен чего-то бояться? Это первое. Я вам уже сказал, я в жизни мало чего боюсь. А во-вторых, мне это не интересно. Просто не интересно. Я не живу в социологии, скажем так. Я изучал ее, кажется, один год в военном институте. На этом все, что меня, как говорится, соединяет с этой наукой, закончилось.
— Кем вы видите себя в будущем — если Кирилл Буданов уже уходит из разведки?
— Ну, когда уйду, тогда и буду думать. Мне здесь нравится.
— А с чем связано ваше поступление в Острожскую академию?
— Учеба — а что же тут удивительного? Я постоянно стараюсь заниматься самообучением и повышением уровня образования. Это не единственное образование. Я недавно закончил курсы в Киево-Могилянской академии — Школа стратегического архитектора. Я, когда возможно, всегда занимаюсь образованием.
— О политике не думаете?
— Ну, точно рано. Не то время. Сейчас война.
— А как вы отдыхаете вообще?
— Никак. Это большая проблема, я это осознаю, но никак.
Про Telegram
— Вы недавно говорили о том, что Telegram является проблемой для Украины.
— Могу снова вам это повторить. Это огромная проблема.
— И что с этим сделать?
— Или, как говорится, упорядочить это все — навести в этом порядок, хотя бы законодательно заставить всех зарегистрироваться, чтобы было понятно, кто за каким медиа-ресурсом, а Telegram уже точно статус медиа приобрел. Нет вопроса влияния или давления — вопрос же не в этом. Если ты хочешь доказывать свою позицию — а она может кому-то не нравиться, и это нормально в демократическом обществе — неси ответственность. Почему ты боишься сказать, кто ты?
— Это вы об анонимных телеграмм-каналах?
— Да они все анонимные. Вы знаете хоть один телеграм-канал, который сказал прямо, что я — это я? Вот и ответ.
— Их закрытие может стать решением этой проблемы? Блокировка?
— Временно да, но я все же считаю, что надо заставить их зарегистрироваться. Это не будет давлением на прессу. В демократическом обществе, еще раз говорю, нельзя просто так давить…
Почему я вам это вообще рассказываю? Вы же представитель журналистики. Ты очень бы обрадовалась, если бы к вам пришли и сказали: все, теперь с этого дня ты пишешь вот так? Ну понятно, это ненормально было бы. Но бояться сказать, что вы это вы — это тоже неправильно. И от имени анонима выбрасывать в эфир, извините, все, за что заплатят из совершенно разных частей света, — это тоже ненормально.
— Вы сами читаете Telegram?
— Я иногда просматриваю. У меня есть на одном аппарате Telegram, скажем так, на рабочем. И я просматриваю его, когда происходят те или иные события, чтобы смотреть, в основном, как российский социум воспринимает те или иные события. Это единственное, чем я пользуюсь из Telegram.
— И вы, наверное, читаете периодически новости российских телеграмм-каналов о вашем «убийстве»? Как вы на это реагируете?
— Нет, мне вчера сказали, что недавно вбросили, что меня убили где-то под Харьковщиной. Как я могу на это реагировать? Мне бабушка в свое время говорила: «Когда говорят постоянно, что кто-то умер — то этот человек будет долго жить». Ну, значит, так и будет со мной.
Они меня позавчера, как говорится, снова «убили». А я сижу сейчас перед вами. Варианты, что я голограмма, думаю, мы с вами все же отбрасываем.
— А разведчикам вообще можно иметь Telegram или другие соцсети?
— Нет, абсолютно.
— Запрещено?
— Конечно. Как руководитель — у меня просто доступ ко всем мировым медиа и ресурсам есть. Поэтому я просматриваю, чтобы смотреть на результаты тех или иных наших операций. Или резонансных событий, которые, на наш взгляд, имеют или будут иметь какое-то влияние.
О Зеленском
— В мае будет 5 лет каденции президента Зеленского. Как вам работается под руководством этого Верховного главнокомандующего?
— Нормально работается. Не жалуюсь, как говорится.
— Зеленский может привести Украину к победе?
— Он уже ее ведет, два с половиной года как. Как и вы не раз говорили это выражение: западные эксперты, внутренние эксперты говорили, что все, сейчас конец. Но, как видите, опять же, мы сидим друг напротив друга, разговариваем, а он — президент.
— Недавно он, кстати, призвал Запад защитить Украину так же, как защитили Израиль.
— Замечательная мысль.
— Но мы слышали, что говорит Запад — он не хочет прямой конфронтации с Россией.
— Ну, надо понимать все эти аспекты, учитывать. И, кроме того, государство Израиль официально имеет статус основного союзника Соединенных Штатов Америки. Мы, к сожалению, этим похвастаться пока не можем. Хотел бы я этого? Хотел бы. А кто против, чтобы нам помог защищаться кто-то еще? Я не думаю, что вы знаете такого человека, кто был бы против.
— Кирилл Буданов — это человек, который дает прогнозы. Скажите что-то об этом годе. Какие ваши ожидания, чего ждать украинцам?
— Ближайший период, по нашему мнению, будет тяжелый. Но тяжелый и катастрофический — это разные вещи. Мы уже несколько раз проходили тяжелые периоды, и этот пройдем, поверьте мне. Ничего экстраординарного не будет. Все их планы заранее нам известны. Как на них реагировать? На большинство есть ответ. Да, есть определенные вопросы, которые сложновато будет нам сломать, но мы найдем ответ. Как всегда, в последний момент что-то придумаем.
— Но многое зависит от других моментов — в частности, от западного оружия и помощи партнеров…
— Это мир 21-го столетия, мир интерконтинентальных связей. Послушайте, все в этом мире связано. Вся экономика, она же связана. Вся политика, она так же связана. Поэтому многое влияет на те или иные события.
Но вместе с тем, еще раз вам говорю, как бы там кто ни говорил, вспомните, пожалуйста, тех самых «диванных экспертов», которые говорили: «У Украины три дня — и все, конец».
— То есть вы сравниваете ситуацию этого года, когда говорят, что «Украина проигрывает», примерно с тем же периодом в начале?
— Да, с тем же самым. Украина не проигрывает, и Украина не будет разрушена. Это надо понимать.