T.me Демократические процедуры — это инструментарий. Выработанный гражданскими сообществами Европы за несколько столетий. Христианскими, замечу, сообществами, имевшими в основах коммуникации непреложные моральные принципы, одинаково воспринимаемые всеми согражданами.
Как любой инструментарий, они могут быть использованы только по прямому назначению. С определённой же целью. Маникюрным прибором не рубят и не пилят дрова. Топором и рубанком не куют железо. Чукотскому оленеводу не пригодится посевная техника с семенами лучшего сорта яровой пшеницы, как и африканцу сани с оленьей упряжкой. Если они такие подарки по-своему как-то применят, результат вас в лучшем случае удивит.
«Западную демократию» насаждали в мире как панацею, как средство привития еваропейского образа жизни. Хотя первичен для результативного применения её процедур сам таковой образ жизни, а не наоборот. Без него демократические процедуры абсолютно везде превращались в имитацию. Тем более опасную, что ими взламывались и подменялись собственные, традиционные для того или иного народа системы отбора элит, сдержек и противовесов. До импорта «демократии и выборов» они худо-бедно, как-то по-воему организовывали свои сообщества, гармонизировались внутри себя наиболее понятными им и приемлемыми для них способами. А с применением чуждых их культурам процедур порой оказывались под несменяемой и бесконтрольной властью буквальных людоедов.
Этот культурологический экскурс понадобился, чтобы сказать: политическая культура «русского мира» никогда не была европейской, в отличие от просвещенческих аспектов культуры, возникших или европеизированных относительно недавно — не раньше чем с конца 18-го века. Разница не в человеческой генетике — она в этой части евразийских пространств плюс-минус общая. Разница, существенная — в генезисе государств.
Русское имперское пространство для связности требовало централизации. А не на оборот, как в густонаселённой Западной Европе. Россия — архипелаг регионов, не имевших между собой естественных коммуникаций. Коммуникации и стандартизацию (необходимые для развития) обеспечивала только центральная власть. Столь же удалённая, как и регионы друг от друга, но способная через себя необходимую связность между ними обеспечивать. Отсюда — традиционное ощущение несамостоятельности регионов и отношение к власти как к чему-то необходимо внешнему.
По этой же причине русские не могли развиться в этно-нацию европейского типа: такого рода мнимые сообщества в течение 19 века постепенно складывались в отдельных регионах империи. На основе действительной общности языка, истории, природных комплексов, местных традиций и жизненных укладов, а также соседских влияний и многого другого. Более всех в том преуспели украинцы, как имевшие внутри себя естественное, особое культурно-историческое ядро при достаточно большой, локальной плотности населения. Менее явно, но отпочковывались в отдельные этно-общности казачество (разных регионов), поморы. Но до исторического перелома в начале 20 века так называемые «великороссы» оставались не нацией, а чем-то вроде прото-национального бульона. Из которого могли бы сформироваться некоторые региональные нации, но не успели — большевистское государство выжгло их напалмом и прервало этот процесс.
У большевиков было своё представление о «нациях и народностях», под которое они подогнали всё население СССР. Кому-то позволив «фестивальную шароварщину», кого-то уничтожив и загнав остатки в безликий образ «просто севетского человека».
Имено в таком «безликом» состоянии русские люди России в 1991-м стали называться то ли русским народом, то ли россиянами. Без понимания, кто вообще может или должен входить в эти общности. Зато с опытом бесправного советского периода в трёх-четырёх поколениях. С тем же, «архипелаговским» типом расселения по всей территории страны, вперемешку с носителями совершенно иных культур. И с культом централизации государства ради связности.
Что здесь, спрашивается, похожего на нацию, образующую государство европейского типа? Да ровно ничего!
И это — проблема. Большая.
Не решённая в 91-м и посеянная как зубы дракона.
Русская цивилизация действительно существует на задворках большой европейской культуры-цивилизации как её особая часть, но при этом не имеет адекватной себе политической культуры. И есть очень большие сомнения в том, что для неё как для целого, от Петербурга до Чукотки, единая политическая культура вообще возможна.
Хорошая новость только одна: некоторые её части достаточно европеизированы и в политическом смысле. Что представляют собой все остальные — кто бы нам рассказал.