Время, отпущенное для ненасильственного выхода из тупика, сокращается
T.me Хоть революция и является по Марксу локомотивом истории, но желать себе и другим, если ты не мазохист и не мизантроп, пережить революцию – дело противоестественное. Тем не менее, бывают ситуации, когда революция становится единственным реальным способом сохранить общество от распада и погружения в историческое небытие.
То есть революция как позитивный выбор – это всегда край. Она – не про лучшее будущее, а про альтернативу цивилизационной катастрофе. Конечно, всегда есть неистовые и одержимые, для кого это не так. Они живут ожиданием революции, предвкушая этот великий передел на крови. Но для нормального среднестатистического обывателя тяга к революции противоестественна. Он ее боится, и недаром.
Ничего хорошего в своей острой фазе революция большинству современников не несет. Она вообще позитивна (при хорошем исходе) только для детей и внуков. Ради них сознательный средний обыватель обычно бывает готов революцию принять вопреки инстинктам. Но только тогда, когда ему уже самому очевидно – это единственная альтернатива коллапсу, хаосу и необратимой культурной деградации.
Однако же до этого состояния общество надо еще довести. Именно поэтому для меня всегда истинными демиургами революции являются вовсе не одержимые ею профессиональные борцы с режимом, а твердолобые деятели этого режима, тотально подавляющие любые перемены, идущие в ногу с историей (и даже иногда, как сегодня в России, навязывающие обществу реверсное движение вспять к каким-то архивным, давно исторически умершим ископаемым политическим формам). Именно они создают эту финальную альтернативу: революция или смерть. В связи с этим я всегда с большим скепсисом смотрел на любые попытки канонизации царской семьи и в целом огульной реабилитации деятелей старого режима. Они породили Ленина, они создали условия для его победы. Что Ленин? Как сказала бы героиня фильма «Покровские ворота», «он — орудие», они – творцы.
Сегодня сильные люди «русского мира» исподволь готовятся повторить судьбу своих не менее сильных предшественников, столетие тому назад наблюдавших за тем, как Россия сдвигается к краю пропасти. Нынешние понимают больше, чем многим кажется. И, кстати, уже в силу своего положения — намного больше, чем любой среднестатистический обыватель. Но, как и предшественники, ждут, не вмешиваются, надеясь, что все как-то рассосется само собой.
Может, и рассосется, а может, и нет. Тогда, сто лет назад, когда поняли, что не рассасывается, было уже слишком поздно. Выбор был лишь в том, к какой крайней революционной или контрреволюционной партии присоединиться. Кто-то, как Морозов, стал заигрывать с большевиками. Результат был приблизительно такой же, как у Фридмана с Волковым. Кто-то, как Путилов, профинансировал корниловский мятеж. Результат был лучше, но только для тех, кто успел доехать до своих заграничных активов.
Время для нереволюционного выхода было утеряно безвозвратно и бездарно. И это была не вина большевиков – они здесь только санитары исторического леса. Гораздо больше были виноваты те, кто вовремя не принял мер. И сегодня время, отпущенное России для относительно ненасильственного или хотя бы ограниченно насильственного выхода из исторического тупика, стремительно сокращается. Вполне возможно, что скоро для тех, кто еще может на что-то влиять, выбор будет лишь между цветом той стенки, к которой им придется прислониться.