В советских школах ученикам рассказывали, что аграрно-скотоводческий Афганистан стал первой страной мира, признавшей Советскую Россию, однако предпочитали не вдаваться в подробности этой истории. Дело в том, что дипломатические отношения с правительством Ленина 27 марта 1919 года установил Аманулла-хан за то, что большевики сами стали первыми, кто признал в нём хозяина Кабула – за месяц до этого, в конце февраля. Предыдущий эмир, Хабибулла-хан, правил страной 18 лет, но был убит 20 февраля 1919 года, затем его брат Насрулла взошёл на престол лишь на одну неделю и был по обвинению в братоубийстве отправлен в тюрьму своим племянником – Амануллой-ханом, третьим сыном Хабибуллы. Через год Насруллу убили в заключении.
Большевики поддерживали нового эмира Амануллу не столько ради выхода из международной изоляции, сколько против Британской империи. До 1919 года Афганистан являлся фактически протекторатом Британии, которая по договору платила своего рода дотации в афганский бюджет за отказ Кабула от собственной внешней политики. А вот Аманулла объявил о полной независимости своей страны и даже устроил символическую войну со вчерашними покровителями, добившись в августе 1919 года фактического признания со стороны британцев. 21 февраля 1921 года между РСФСР и Афганистаном был заключён договор о дружбе, в рамках которого Москва ежегодно платила Кабулу миллионную субсидию.
Большевики рассматривали далекую горную страну как возможную дорогу, по которой мировая революция пойдет в Индию, и сразу после рукопожатия дипломатов спецслужбы начали работу. Одним из советских агентов стал турок Джемаль-паша – соучастник истребления армян и зверств против арабов в годы Первой мировой. 1 ноября 1921 года он встретился со Сталиным, в то время главой Наркомнаца, и рассказал о том, что готов организовать финансирование и поставки вооружения потенциальным мятежникам на северо-западе тогдашней британской Индии. Джугашвили одобрил инициативу, о чём написал Троцкому: «…В лице мусульманских племён, составляющих большинство в долине Инда и в районе Пенджаба, среди которых Джемаль пользуется большим влиянием, мы имеем некую базу, откуда можно нанести серьезный ущерб Англии, если последняя ударит весною или летом 1922 года. Кроме того, если мы дадим возможность Джемалю иметь в Афганистане, по крайней мере, бригаду (хорошо сколоченную) с нашими и турецкими инструкторами (формально в подчинении Амануллы-хана. – А. Г.), тем самым создадим реальную базу для антианглийского влияния в Афганистане, что также очень важно для нас и без чего вторая задача (прямое воздействие на повстанческое движение в Индии) невыполнима». Политбюро, по размышлению, решило на первое время ограничиться посылкой денег на оснащение армии и инструкторов, а вскоре Джемаля-пашу в Тбилиси убил армянский мститель.
В 1923 году Амунулла-хан даровал подданным конституцию. Те, однако, не оценили этого шага. Введение пошлин на импортные товары из британской Индии ударило по карману крестьян, особенно в приграничной полосе – потребительские цены выросли. К тому же Аманулла поднял налоги и начал централизацию их сборов, что вызвало недовольство местной знати. Раздражало дехкан и введение воинской повинности.
Ранней весной 1924 года на юге Афганистана началось восстание. За помощью в борьбе с собственным народом конституционный монарх обратился к большому северному соседу, и осенью самолёты и 11 красных авиаторов прибыли в Кабул, а затем начали не только авиаразведку, но и бомбардировки позиций пуштунских мятежников. Советские специалисты также начали создавать собственно афганские ВВС. Кроме того, СССР щедро поставлял стрелковое оружие дешевле себестоимости, боеприпасы и радиостанции.
Резко активизировала свою деятельность военная разведка и Коминтерн. По свидетельству Георгия Агабекова, с апреля 1924 года служившего в Кабуле в полпредстве СССР, условия для операций спецслужб стали тепличными: «Я усиленно вел самостоятельную вербовку людей для работы по линии ГПУ. После ареста Абдул-Меджид-хана (жандармского полковника, отправленного за решётку за нежелание сражаться с повстанцами. – А. Г.) я связался с его двоюродным братом, служившим в кабульской полиции, и получал через него все сведения, добывавшиеся афганской полицейской агентурой. Раджа Протап (близкий эмиру индийский эмигрант. – А. Г.) познакомил меня с Мустофи (заведующим налоговым управлением) кабульской провинции, через которого я получал правительственные сведения. От него же я получал сведения о мусульманской Индии, с вождями которых он, по поручению Амануллы-хана, поддерживал тесную связь.
…Я познакомился с начальником кабульской полиции… За ежемесячное вознаграждение в 600 рупий он дал обязательство, по моим указаниям, арестовывать всех английских тайных агентов. Естественно, что это условие мною было использовано полностью. Всякий, подозревавшийся нами в английском шпионаже, арестовывался нами через этого начальника полиции».
В 1925 году СССР усилил поставки вооружения и боеприпасов. Сверх договоров, безвозмездно, было передано 4,5 тыс винтовок, 50 пулемётов, патроны к ним, а также радиостанция. Восстание удалось разгромить. Затем двадцать афганцев были посланы на обучение в советские лётные училища, а советские специалисты – 36 человек – стали основой штата афганских ВВС.
После подавления мятежа Аманулла-хан сменил титул эмира на более величественный – падишах (на Западе, да и в России его стали называть проще – королем Афганистана). Борцов за счастье рабочих и крестьян это мало смущало, и, поставляя монарху оружие и боеприпасы, они с помпой принимали его в мае 1928 года Москве, Ленинграде и Минске.
Советская сторона копила опыт борьбы с мусульманским сопротивлением, ведь на территории Центральной Азии все 1920-е годы шла борьба с моджахедами, которых большевики назвали басмачами (налётчиками). Иркутский исследователь Сергей Панин выявил документ ОГПУ, где сообщается, что в операции против отряда полевого командира Джунаида в ночь на 1 июня 1928 года красная авиация нанесла удар ипритными бомбами (РГАСПИ. Ф. 62. Оп. 2. Д. 1367. Л. 104). Полсотни бойцов и двести верблюдов разбежались в стороны от зловонного облака, а затем снова собрались и ушли в Персию.
Тем временем в Афганистане, как отмечает исследователь Юрий Тихонов, казнокрадство придворных, офицеров и чиновников достигло невиданных даже по местным меркам размеров, и отчаявшиеся подданные осенью 1928 года вновь взялись за оружие. Полыхнуло одновременно как на востоке, среди пуштунов, так и на севере, в местах проживания таджиков. У границ СССР восстание против Амануллы возглавил унтер-офицер, простолюдин Хабибулла Калакани (он же Хабибулла Бачаи-и Сакао – «Хабибулла Сын Водоноса») – сторонник консервативного ислама.
Советские авиаторы на афганской службе в ноябре вновь обрушили бомбы на посёлки пуштунских партизан, однако на сей раз это дало обратный результат, и восстание разрасталось, хотя по просьбе падишаха Амануллы советская сторона в декабре усилила поставки фугасных и осколочных авиабомб. Через наращивание военной помощи дело шло к установлению в Афганистане советского протектората. 27 ноября Аманулла просил у советского представителя срочно доставить химические авиабомбы…
Протокол заседания Политбюро от 13 декабря 1928 года (Особый № 53) содержит единственное известное в истории этого органа постановление об экспорте оружия массового поражения (ОМП): «7. Об Афганистане (т. Ворошилов): Разрешить Наркомвоенмору продать Афганскому правительству в установленном порядке 1000 винтовок с соответствующим количеством патронов, 20 пулемётов, 1000 химических артиллерийских снарядов и одну радиостанцию с тем, чтобы ввиду стеснённого положения Афганского правительства, считать возможным для его облегчения принять в уплату за это оружие шерсть, хлопок, каракуль и т. п.».
ОМП по размышлению всё же не было послано, положение Амануллы становилось всё критичнее, и он, трезво оценивая настроения своей страны, в ночь с 13 на 14 января 1929 года отрёкся от престола в пользу брата и уехал в Кандагар. Но это не спасло трон монаршей семьи. Через день Кабул заняли отряды таджика Бачаи-и Сакао, который объявил себя эмиром Хабибуллой, хотя мятежники Пуштунистана, не признав его, начали с ним борьбу, да и Аманулла не сложил оружие.
Сталин первый раз твёрдо решил покорить Афганистан, военной силой вернув на трон падишаха, ведь он, как отмечает барнаульский исследователь Владимир Бойко, в этом случае должен был стать более чем зависимым от штыков красноармейцев и советников из ОГПУ. 20 марта последовало постановление Политбюро об организации вторжения. Общее руководство операцией осуществлял друг Сталина – Клим Ворошилов, а на месте командование поручили бывшему военному атташе в Кабуле Виталию Примакову, который получил псевдоним Рагиб-бей и к 14 апреля завершил подготовку.
Согласно воспоминаниям Агабекова, нападение началось ранним утром без объявления войны: «Как передавали очевидцы, из пограничного города Термеза рано утром поднялись советские аэропланы и, перелетев через Аму-Дарью, начали кружиться над афганским пограничным пунктом Патта-Гиссаром. Афганский пограничный пост выбежал, чтобы поглазеть на аэропланы, но пулеметным огнем с аэропланов все солдаты поста были перестреляны». Бомбардировка превратила погранпункт в дымящиеся развалины и дала возможность захватчикам на лодках и баржах беспрепятственно форсировать Амударью.
Силы интервентов представляли собой конный отряд – свыше тысячи переодетых в афганскую форму или местные одежды красноармейцев и афганских эмигрантов. Последних номинально возглавлял посол Афганистана, о деятельности которого в приграничных районах СССР один из сотрудников советской разведки Николай Фригут в своём отчёте отзывался нелестно: «Формирование отрядов проводилось здесь Гулям Наби-ханом с чрезвычайной откровенностью, причем привлекался (иногда почти принудительно) буквально всякий афганский сброд, не соблюдавший никаких правил конспирации». На вооружении части, оснащённой радиосвязью, находились также пулемёты и орудия.
Со стычками отряд Примакова за неделю дошёл до главного города северной части страны – Мазари-Шарифа. Агабеков свидетельствовал, что в то время он находился там: «Начинало рассветать. Вдруг ночную тишину огласил артиллерийский залп и вслед за тем пошла пулемётная трескотня…. Стрельба продолжалась часа два, всё более приближаясь к городу… Наконец раздался ещё один орудийный залп и вслед за ним раздалось громкое «ура». …Наши выдвинули орудия в упор к городским воротам и одним залпом разбили их вдребезги… Город был занят отрядом».
Однако, как отмечает исследователь Павел Аптекарь, успех чуть не стал западнёй. Примаков сообщал: «Операция задумывалась как действия небольшого конного отряда, который в процессе боевой работы обрастет формированиями, но с первых дней пришлось столкнуться с враждебностью населения». Уже через день город осадили войска Хабибуллы, посланный на помощь из Таджикистана эскадрон с потерями был выбит обратно в СССР, и в Мазари-Шариф вооружение и боеприпасы стали перебрасывать аэропланами. Новая власть укреплялась показательными казнями: на 1 мая, международный день трудящихся, в городе были публично расстреляны шесть наиболее активных противников Амануллы. Примаков просил выслать химическое оружие и – процитируем его донесение – «эскадрон головорезов». Газовые гранаты ему не послали, зато красная авиация стала бомбить осаждавших, а на помощь из СССР вышло ещё четыреста красноармейцев, вооружённых орудиями и пулемётами. Эта часть сумела объединиться с осаждёнными и снять блокаду. Объединённый отряд направился на юг, в направлении столицы.
Агабеков вспоминал, что специалист разведупра в Мазари-Шарифе, фигурировавший под именем «Матвеев», в разговоре с ним описал дальнейшее продвижение красной кавалерии: «Особенно ужасные картины наблюдались после взятия Мазари-Шарифа, когда отряд двинулся на Таш-Курган и дальше… Из Мазари мы выступили на следующее утро после его взятия и уже через два дня заняли Таш-Курган без всякого боя. Всех попадавших по пути отряда жителей тут же пристреливали, чтобы они не могли предупредить о нашем движении. Благодаря этой тактике о нашем наступлении в Кабуле стало известно лишь на седьмой день после взятия Мазари-Шарифа. Оттуда срочно был выслан против нас 3000-ный отряд во главе с военным министром Сеид-Гусейном. Мы их встретили уже за Таш-Курганом, недалеко от Гейбака. Подпустив афганцев на дистанцию пулеметного огня, мы сразу открыли ураганный огонь… Люди валились как скошенные. Через полчаса отряд Сеид-Гусейна бросился вспять и забежал в горное ущелье. Тут мы их стали крошить артиллерийским огнем. Из 3000 спаслись не больше тысячи… Трупы убитых никто не убирал. Когда мы через десять дней возвращались той же дорогой, трупы ещё лежали полуразложившимися. …Наши ребята умеют стрелять, и мы бы в неделю добрались до Кабула, если бы Аманулла продержался в Кандагаре…» Но падишах, после того, как собственно его войска потерпели поражение, 23 мая бежал за границу, поэтому «восстановители конституционного порядка» в конце мая – начале июня вернулись в СССР, где триста из них получили орден Красного Знамени, а остальные – ценные подарки. Потери составили 120 человек убитыми и ранеными, оперативные отчёты советской стороны сообщают о гибели тысяч афганцев.
Через год советская кавалерийская бригада вновь вторглась в Афганистан – правда, в приграничье – с целью уничтожения моджахедов-эмигрантов, сражавшихся до того в СССР, и беженцев от коллективизации. Оперативный отчёт свидетельствует об успехе: «Сожжены и разрушены кишлаки Ак-Тепе, полностью уничтожен Али-абад за исключением части кишлака, населенной афганцами, уничтожены все кишлаки и кибитки в долине реки Кундуз-Дарья на протяжении 35 км… Взорвано до 17 тыс. патронов, взято до 40 винтовок, сожжен весь эмигрантский хлеб, частично угнан и уничтожен скот… Наши потери – утонул при переправе один красноармеец и ранены один комвзвода и один красноармеец». Проводивший эту операцию Яков Мелькумов впоследствии стал помощником командующего войсками Среднеазиатского военного округа, а в 1937 году был на 15 лет отправлен в ГУЛАГ на Колыму.
В Кабуле же гражданское противостояние закончилась в 1933 году, когда на престол взошёл Мухаммед Захир, царствовавший до 1973 года. О том, что афганцы не зря сопротивлялись вторжению Примакова, свидетельствует послание Сталину 24 августа 1936 года от бывшего любимчика партии Николая Бухарина. Он описал соседний с Таджикистаном Афганистан как потребительский рай, куда японцы завозили дешёвые товары. А что до советской стороны, то приграничные земли выделялись даже среди дефицита и убожества реального социализма: «Памир – самое отсталое место из всех, какие я видел за время своих летних путешествий … Происходит непонятная вещь с нашим снабжением Памира… Огромное затоваривание при нищете. (…) У охотничьего населения отобрали нарезное охотничье оружие. Между тем, в Вост[очном] Памире (одни скалы, жалкие травинки только) мизерное скотоводство дополнялось на очень большой процент именно охотой. (…) В Западном Памире народ на чуть ли 90% вырождается от курения опиума (в связи с этим массовая контрабанда из Афганистана) со всеми своими политическими рефлексами. Пока что, мы стали ввозить спирт, как „наименьшее зло“. (…) Работать приезжим очень трудно. (…) Люди болеют, высыхают». Понятно, что власть спаивала дехкан не ради заместительной терапии, а, как и на других широтах СССР, для получения сверхприбыли, уходившей на военные нужды. Что до Бухарина, то его арестовали через полгода после этого письма и расстреляли в 1938 году в ходе Большого террора, который сменился в 1939 году новым витком милитаризации, что ухудшило положение населения даже по сравнению с серединой 1930-х.
Перед Сталиным замаячили евразийские, если не мировые просторы. После начала войны в Европе это поняли и в Лондоне, где в совместном меморандуме двух британских министерств – иностранных дел и по делам Индии, 7 сентября 1939 года отмечалось: «Армия в Индии не в состоянии защитить Афганистан от России без поддержки имперских сил, которые вряд ли будут доступны ввиду множества других обязательств». Спустя десятилетие после первой неудачи Кремль во второй раз решил завоевать Афганистан – как мост к куда более внушительной добыче.
Предположительно, Сталин просчитывал три варианта похода к акватории Индийского океана. В конце 1939 года, в разгар Зимней войны, – если Британия вступит в войне на стороне Финляндии, то нанести контрудар по суше и в другом месте. Далее – если Гитлер победит британцев, то забрать их «бесхозные» колонии. Третий вариант вырисовывался с весны 1941 года – сначала завоевать Германию, а далее, являясь хозяином континентальной Европы, «революционизировать» и Средний Восток.
Как сообщает профессор, член Академии военных наук Сергей Репко, «после того, как 16 февраля 1940 года по директиве 1/1/176264 был увеличен штат редакций газет С[редне]-а[зиатского] в[оенного] о[круга] на языках фарси, афганском, урду и английском и создана редакция на языке пенджаби, началась подготовка к ведению пропаганды на войска и население стран Южного ТВД».
В исследовании полковника Мустафы Фауаза приводятся и красноречивые названия соответствующих печатных органов: «В период с октября 1939 года по март 1941 года отдельные задачи идеологического характера решали редакции газет восточных направлений. Индийская редакция «Свободная Индия», английская – «Знамя солдата», афганская – «Афганистан» занимались ведением военно-политического изучения, готовили номера газет, агитационно-пропагандистские и информационно-справочные материалы. (…) Разного рода публикации всячески обосновывали неизбежность торжества идей коммунизма во всемирном масштабе, доказывали закономерности стирания этнорелигиозных различий, раскрывали преимущества социализма над капитализмом».
29 марта 1940 года, выступая на заседании Верховного совета, Молотов бряцал оружием: «…На Ближнем Востоке идёт большая подозрительная возня с созданием англо-французских… армий во главе с генералом Вейганом. Мы должны быть бдительны в отношении попыток использования этих… войск во враждебных Советскому Союзу целях. Всякие попытки такого рода вызвали бы с нашей стороны ответные меры против агрессоров, причем опасность такой игры с огнем должна быть совершенно очевидна для враждебных СССР держав и для тех наших соседей, кто окажется орудием этой агрессивной политики…».
По указанию начальника главного управления пропаганды РККА Александра Запорожца востоковеды Иосиф Брагинский и Иосиф Байков выступали с ежемесячным докладом о военном положении на Среднем Востоке и в Индии перед руководящим составом главного управления политпропаганды РККА, в штабах и управлениях родов войск. Как отмечает Репко, «для подготовки к работе среди населения государств, расположенных вблизи границ СССР, в Москве велось изучение их географического положения, дорожной сети, населенных пунктов. По состоянию на 13 февраля 1941 года в число 59 географических карт 7-го отдела г[лавного] у[правления] п[олит]п[ропаганды] Красной Армии входили лишь 3 карты Германии, 2 – Польши, в то время как карт Ирана было 9, Афганистана – 12, а Индии – 13».
Задачей 7-го отдела являлась пропаганда на противника, и, как отмечает исследователь советской агитации Владимир Невежин, в первой половине 1941 года «из числа офицеров отдела, изучавших социально-политическую обстановку в странах вероятных противников СССР, свыше 80% находились на Южном и Дальневосточном ТВД». Более того, как сообщает печатный орган Минобороны РФ – «Военно-исторический журнал» (1992, № 11) – в конце зимы 1941 года старший инструктор 7-го отдела Иосиф Байков выезжал в Ташкент для участия в «оперативно-военной игре» Среднеазиатского военного округа «Армейская наступательная операция», «в ходе которой отрабатывались вопросы ввода войск в Афганистан и Иран. По условиям игры 21 февраля 1941 года выполнялся приказ „перейти границу Афганистана и Ирана, помочь трудящимся Ирана, Афганистана и Индии свергнуть гнет английских империалистов и афганской и иранской военщины“. Работники редакций газет на иностранных языках подготовили макеты газет и нескольких плакатов, изображавших радостную встречу бедняками южных стран бойцов РККА».
Встреча должна была состояться уже скоро, как косвенно следует из работы Фуаза: «Первые образцы плакатов военной тематики появились и стали распространяться в приграничных районах, поставляться в Иран и Афганистан по каналам внешнеполитической пропаганды незадолго до начала Великой Отечественной войны». Не случайно по Афганистану и британской Индии курсировали стойкие слухи о скорой советской агрессии. Однако сбой произошёл на западном направлении: вспоминая первый этап Второй мировой, Молотов дал понять своему собеседнику Феликсу Чуеву, что к концу 1940 года Сталин загнал своего тоталитарного контрагента в стратегический тупик: «…Гитлеру ничего не оставалось делать, кроме как напасть на нас, хоть и не кончена война с Англией…».
Германское вторжение не удержало СССР от оккупации северного Ирана, но заставило несколько отложить «освобождение» индийских братьев. Чуев записал недвусмысленное свидетельство Молотова и о планах после 1945 года: «Сталин вел дело к гибели империализма и к приближению коммунизма, – говорит Молотов. – Нам нужен был мир, но по американским планам двести наших городов подлежали одновременной атомной бомбардировке. Сталин рассуждал так: „Первая мировая война вырвала одну страну из капиталистического рабства. Вторая мировая создала социалистическую систему, а третья навсегда покончит с империализмом“».
И опять Афганистан должен был стать для большевиков своеобразным коридором для рывка на Индию. 9 февраля 1951 года, то есть через месяц после того, как Сталин объявил даже своим европейским сателлитам о намерении пройти до Ла-Манша, он решил проинструктировать представителей ЦК компартии Индии в своей катехизаторской манере – как разжигать мировую революцию:
«Нужна ли партизанская война? Безусловно, нужна.
Будут ли у вас освобождённые районы и Народно-освободительная армия?
Если бы индийские товарищи могли бы организовать железнодорожную забастовку, то это парализовало бы жизнь страны и правительство
Будут такие районы, и будет возможность иметь такую армию. Но этого недостаточно для победы. Надо соединить партизанскую войну с революционными выступлениями рабочих…. Если бы индийские товарищи могли бы организовать серьёзную, всеобщую железнодорожную забастовку, то это парализовало бы жизнь страны и правительство… (…)
Вам нужно иметь вооружённые отряды и среди рабочих, готовить забастовки рабочих, железнодорожников, иметь отряды в городах из рабочих.
Когда эти два потока сольются, – победу можно считать обеспеченной».
В той же беседе он посоветовал распалять братоубийственное кровопролитие, начав с одного из штатов Индии: «То, что происходит в Теленгане, надо, конечно, всячески поддерживать. Это – первые ростки гражданской войны».
Без внутренней смуты вторая по населённости страна мира оставалась непростой целью. Принятое 8 августа 1951 года постановление Совета национальной безопасности США № 114/11 отмечало именно это: «Советские вооружённые силы и вооружённые силы сателлитов сохраняют возможность захватить континентальную Европу, Ближний и Средний Восток (за исключением Индии и Пакистана) в течение относительно короткого периода».
На помощь восставшему индийскому пролетариату и крестьянству через перевалы Гиндукуша должна была прийти советская армия. Когда? Феликс Чуев записал свидетельство югославского коммуниста по имени Перо Попивода о том, что вождь сказал ему осенью 1952 года в кулуарах XIX съезда: «У вас ещё нет страны в руках… Потерпи годик!»
Смерть прервала эти воинственные планы. Наследники Сталина изменили стратегию, решив не атаковать США и их союзников напрямую, а, шаг за шагом покоряя страны «третьего мира», окружить развитые страны и принудить их сдаться. В рамках этой линии и произошло вторжение в Афганистан, превратившее страну в кровавый ад, из которого в итоге восстали талибы. Так же, как и большевики, они осознают, что обычное соседство демократических стран грозит в перспективе коллапсом их собственного режима, и поэтому грезят удушением свободы на всей планете – всемирным Халифатом.