Фукуяма не учел угрозу краха отдельных представителей развитой части человечества
T.me Вне зависимости от того, чем именно завершится российско-украинский конфликт (а он, по всей видимости, завершится в положении «луз-луз» для прямых участников и где-то близко к нулевому балансу для внешних), сам по себе он ставит жирную точку на модной концепции Френсиса Фукуямы о конце истории.
Напомню, суть «конца истории» (если кратко и без подробностей) заключается в том, что все значимые страны подошли вплотную к осознанию демократии и рыночной экономики, а потому мир более не будет разделен на блоки, а станет гомогенным в плане идеологических разногласий, после чего основные противоречия будут заключаться в противостоянии цивилизованного мира и дикой периферии. Ну, и мейнстримным путем развития человечества становится «бремя белого человека» по отношению к окружающему его дикому пространству с туземцами и дикарями.
Это совершенно не исключает конкурентной борьбы внутри развитой части мирового пространства, но оно уже не будет носить экзистенциальный характер борьбы за выживание всего человечества.
Фукуяма вначале был просто модным, а затем его концепция была взята за основу, так как вполне укладывалась и в представление победителей в Холодной войне, и в реальную картину происходящего. Основным противником, действительно, стала периферия, которая пугала своей мрачной угрозой. Российский философ Александр Неклесса дал этой периферии очень ёмкое определение «цивилизация смерти», и появление ИГИЛ в начале десятых годов блестяще подтвердило его модель, в которой смерть, как единственный неотчуждаемый от человека ресурс, взятая на вооружение периферией в ее борьбе с развитым центром, может стать серьезной угрозой со стороны этой мрачной периферии, способной буквально затопить остров цивилизации.
Соответственно, планирование Запада в отношении вопросов безопасности претерпело серьезный пересмотр в сторону отказа от традиционных армий в пользу глобальных военно-полицейских сил, способных на быстрое реагирование на вызовы со стороны дикой периферии.
Ключевая страна Запада США при этом не стала отказываться от традиционной армии просто в силу того, что американские вооруженные силы после Второй мировой войны и так были экспедиционным корпусом, способным на быструю реакцию на любой вызов в любой точке мира, но все остальные армии развитых стран начали свое реформирование в стиле «реформ Сердюкова», постепенно превращаясь в экспедиционные силы быстрого реагирования с упором на военно-полицейскую составляющую. В этом смысле российская армия реформировалась в соответствии с общемировым трендом, подразумевающим региональные полицейские силы со своей зоной ответственности, и стоящую над ними надстройку вооруженных сил США, готовых в любой момент оказать помощь в случае, если угроза будет превосходить региональные возможности союзных сил.
Это, понятно, в идеале, в реальности противоречия между «цивилизованными» странами никуда не деваются, и в той же Сирии, к примеру, военно-полицейские силы нескольких стран разделили ее территорию между собой, при этом активно использовались прокси-структуры местных и нанятых извне туземных вооруженных формирований. Но в любом случае сирийская война вполне вписывалась (и продолжает вписываться) в общую концепцию, где традиционные армии просто избыточны.
Однако в 2022 году произошло то, что совершенно не стало соответствовать ранее существовавшей концепции. Собственно, к этому все шло и ранее, так как фукуямовский «конец истории» совершенно не предполагал обратного движения от развитой цивилизованной страны обратно — в дичь и экзистенциальное противостояние. Причем противостояние, не вписывающееся в предыдущие идеологические рамки и установки.
Ранее два противоборствующих блока руководствовались хоть какими-то, но ценностями: западный блок оперировал ценностью «свобода», советский блок обладал глобальной идеей на базе социальной справедливости. Сегодняшняя Россия не имеет никакой идеологической основы, но выживание идущего вразнос режима требует от него уже не показушной, а вполне реальной борьбы с остальным развитым миром.
Поэтому даже непонятно, что можно противопоставить такой стратегии. Россия стала периферией, противопоставившей себя развитому миру, однако ее ключевое отличие заключается в ресурсе, который несопоставим с ресурсом парамилитарных или квази-государственных периферийных структур.
Становится совершенно очевидно, что ведение такой борьбы возвращает к концепции строительства традиционных вооруженных сил, причем для России и Европы в силу континентального характера это в первую очередь сухопутные вооруженные силы.
В определенном смысле перемирие на Украине назрело не столько потому, что кто-то «устал», сколько потому, что требуется пауза. Необходимая для концентрации ресурсов и усилий для восстановления прежних вооруженных сил (скорее всего, в новом прочтении, но ни о какой военно-полицейской структуре уже точно речь идти не может). Возвращается эпоха массовых армий, которая востребует на новом уровне восстановление разрушенных ранее структур. Одновременно воевать и восстанавливать не получается. Отсюда и настоятельная необходимость в паузе. После чего начнется стандартное соревнование организационных структур, ресурсов и технологий. Тот, кто успеет первым вернуться к традиционной армии, способной побеждать равного противника на поле боя, тот и победит. Возможно, даже до реального столкновения.
Правда, здесь есть некоторый нюанс. Есть очень большая вероятность, что Россия вообще не войдет в это соревнование, так как режим Кремля не в состоянии управлять вне рамок кризиса. Опция развития для него уже недоступна, он находится в устойчивом деградационном тренде. Уже поэтому перемирие может стать для него катастрофой. Возможен вариант, что в Кремле создадут какой-то новый кризис, но в таком случае соревнование за строительство традиционной армии для него станет окончательно неподъемным.
Все сказанное пока является достаточно гипотетическим, но нужно понимать, что концепция Фукуямы, по всей видимости, отправится либо вообще на свалку, либо потребуется очень серьезный ее пересмотр.
Развитые страны должны будут учитывать не только угрозу со стороны периферии, но и возникшую, а оттого реальную угрозу краха отдельных представителей развитой части человечества.
Фукуяма, повторюсь, эту угрозу вообще никак не рассматривал, а потому что с ней делать, придется думать сейчас. Сама идея о «выпадении» части развитого мира из его концепции противоречит ей самой, а потому и не рассматривалась в качестве сколь-либо реалистичной.
Проблема, кстати, связана уже не только с нынешней Россией. Возникает вполне обоснованное опасение за будущее, связанное с Китаем. Он тоже находится на грани, так как никто не знает — сумеет ли Китай выйти из очень тяжелого системного кризиса, в который он попал в ходе трех подряд реформ после глобального кризиса 2008 года. Пока оптимизма в этом вопросе немного, а потому что делать, если китайцы решат, что внутренние реформы не работают в принципе, и вытаскивать себя нужно через какие-то внешние решения — на этот вопрос пока ответа нет.
Так что Россия — это текущая угроза, но наверняка могут появиться и новые. А потому возвращение к проверенным моделям реагирования на них неизбежно.
Между прочим, в этом есть и большой положительный фактор. Угроза, противоречие — это всегда хорошо. Они становится импульсом новому развитию. О
Вне зависимости от того, чем именно завершится российско-украинский конфликт (а он, по всей видимости, завершится в положении «луз-луз» для прямых участников и где-то близко к нулевому балансу для внешних), сам по себе он ставит жирную точку на модной концепции Френсиса Фукуямы о конце истории.
Напомню, суть «конца истории» (если кратко и без подробностей) заключается в том, что все значимые страны подошли вплотную к осознанию демократии и рыночной экономики, а потому мир более не будет разделен на блоки, а станет гомогенным в плане идеологических разногласий, после чего основные противоречия будут заключаться в противостоянии цивилизованного мира и дикой периферии. Ну, и мейнстримным путем развития человечества становится «бремя белого человека» по отношению к окружающему его дикому пространству с туземцами и дикарями.
Это совершенно не исключает конкурентной борьбы внутри развитой части мирового пространства, но оно уже не будет носить экзистенциальный характер борьбы за выживание всего человечества.
Фукуяма вначале был просто модным, а затем его концепция была взята за основу, так как вполне укладывалась и в представление победителей в Холодной войне, и в реальную картину происходящего. Основным противником, действительно, стала периферия, которая пугала своей мрачной угрозой. Российский философ Александр Неклесса дал этой периферии очень ёмкое определение «цивилизация смерти», и появление ИГИЛ в начале десятых годов блестяще подтвердило его модель, в которой смерть, как единственный неотчуждаемый от человека ресурс, взятая на вооружение периферией в ее борьбе с развитым центром, может стать серьезной угрозой со стороны этой мрачной периферии, способной буквально затопить остров цивилизации.
Соответственно, планирование Запада в отношении вопросов безопасности претерпело серьезный пересмотр в сторону отказа от традиционных армий в пользу глобальных военно-полицейских сил, способных на быстрое реагирование на вызовы со стороны дикой периферии.
Ключевая страна Запада США при этом не стала отказываться от традиционной армии просто в силу того, что американские вооруженные силы после Второй мировой войны и так были экспедиционным корпусом, способным на быструю реакцию на любой вызов в любой точке мира, но все остальные армии развитых стран начали свое реформирование в стиле «реформ Сердюкова», постепенно превращаясь в экспедиционные силы быстрого реагирования с упором на военно-полицейскую составляющую. В этом смысле российская армия реформировалась в соответствии с общемировым трендом, подразумевающим региональные полицейские силы со своей зоной ответственности, и стоящую над ними надстройку вооруженных сил США, готовых в любой момент оказать помощь в случае, если угроза будет превосходить региональные возможности союзных сил.
Это, понятно, в идеале, в реальности противоречия между «цивилизованными» странами никуда не деваются, и в той же Сирии, к примеру, военно-полицейские силы нескольких стран разделили ее территорию между собой, при этом активно использовались прокси-структуры местных и нанятых извне туземных вооруженных формирований. Но в любом случае сирийская война вполне вписывалась (и продолжает вписываться) в общую концепцию, где традиционные армии просто избыточны.
Однако в 2022 году произошло то, что совершенно не стало соответствовать ранее существовавшей концепции. Собственно, к этому все шло и ранее, так как фукуямовский «конец истории» совершенно не предполагал обратного движения от развитой цивилизованной страны обратно — в дичь и экзистенциальное противостояние. Причем противостояние, не вписывающееся в предыдущие идеологические рамки и установки.
Ранее два противоборствующих блока руководствовались хоть какими-то, но ценностями: западный блок оперировал ценностью «свобода», советский блок обладал глобальной идеей на базе социальной справедливости. Сегодняшняя Россия не имеет никакой идеологической основы, но выживание идущего вразнос режима требует от него уже не показушной, а вполне реальной борьбы с остальным развитым миром.
Поэтому даже непонятно, что можно противопоставить такой стратегии. Россия стала периферией, противопоставившей себя развитому миру, однако ее ключевое отличие заключается в ресурсе, который несопоставим с ресурсом парамилитарных или квази-государственных периферийных структур.
Становится совершенно очевидно, что ведение такой борьбы возвращает к концепции строительства традиционных вооруженных сил, причем для России и Европы в силу континентального характера это в первую очередь сухопутные вооруженные силы.
В определенном смысле перемирие на Украине назрело не столько потому, что кто-то «устал», сколько потому, что требуется пауза. Необходимая для концентрации ресурсов и усилий для восстановления прежних вооруженных сил (скорее всего, в новом прочтении, но ни о какой военно-полицейской структуре уже точно речь идти не может). Возвращается эпоха массовых армий, которая востребует на новом уровне восстановление разрушенных ранее структур. Одновременно воевать и восстанавливать не получается. Отсюда и настоятельная необходимость в паузе. После чего начнется стандартное соревнование организационных структур, ресурсов и технологий. Тот, кто успеет первым вернуться к традиционной армии, способной побеждать равного противника на поле боя, тот и победит. Возможно, даже до реального столкновения.
Правда, здесь есть некоторый нюанс. Есть очень большая вероятность, что Россия вообще не войдет в это соревнование, так как режим Кремля не в состоянии управлять вне рамок кризиса. Опция развития для него уже недоступна, он находится в устойчивом деградационном тренде. Уже поэтому перемирие может стать для него катастрофой. Возможен вариант, что в Кремле создадут какой-то новый кризис, но в таком случае соревнование за строительство традиционной армии для него станет окончательно неподъемным.
Все сказанное пока является достаточно гипотетическим, но нужно понимать, что концепция Фукуямы, по всей видимости, отправится либо вообще на свалку, либо потребуется очень серьезный ее пересмотр.
Развитые страны должны будут учитывать не только угрозу со стороны периферии, но и возникшую, а оттого реальную угрозу краха отдельных представителей развитой части человечества.
Фукуяма, повторюсь, эту угрозу вообще никак не рассматривал, а потому что с ней делать, придется думать сейчас. Сама идея о «выпадении» части развитого мира из его концепции противоречит ей самой, а потому и не рассматривалась в качестве сколь-либо реалистичной.
Проблема, кстати, связана уже не только с нынешней Россией. Возникает вполне обоснованное опасение за будущее, связанное с Китаем. Он тоже находится на грани, так как никто не знает — сумеет ли Китай выйти из очень тяжелого системного кризиса, в который он попал в ходе трех подряд реформ после глобального кризиса 2008 года. Пока оптимизма в этом вопросе немного, а потому что делать, если китайцы решат, что внутренние реформы не работают в принципе, и вытаскивать себя нужно через какие-то внешние решения — на этот вопрос пока ответа нет.
Так что Россия — это текущая угроза, но наверняка могут появиться и новые. А потому возвращение к проверенным моделям реагирования на них неизбежно.
Между прочим, в этом есть и большой положительный фактор. Угроза, противоречие — это всегда хорошо. Они становится импульсом новому развитию. Они мотивируют и заставляют работать и искать решения. Так что вполне возможно, что все ныне существующие концепции переформатирования глобального пространства (условная «новая нормальность» и все похожие на нее идеи) отступят перед гораздо более привычной моделью развития через противостояние.
«Новая нормальность» — продукт «конца истории» по Фукуяме, когда история перестает генерировать базовые противоречия, и их приходится создавать проектным образом. Если же «конец истории» отменяется, то не нужно и создавать искусственные конструкции, которые ко всему еще и очень неважно работают. Зато можно и нужно вернуться к естественному ходу событий, что даже психологически гораздо комфортнее.
Мюрид Эль
ни мотивируют и заставляют работать и искать решения. Так что вполне возможно, что все ныне существующие концепции переформатирования глобального пространства (условная «новая нормальность» и все похожие на нее идеи) отступят перед гораздо более привычной моделью развития через противостояние.
«Новая нормальность» — продукт «конца истории» по Фукуяме, когда история перестает генерировать базовые противоречия, и их приходится создавать проектным образом. Если же «конец истории» отменяется, то не нужно и создавать искусственные конструкции, которые ко всему еще и очень неважно работают. Зато можно и нужно вернуться к естественному ходу событий, что даже психологически гораздо комфортнее.