T.me Свобода – это наша вера, говорим мы. Правильный лозунг. Но чтобы верить, нужно выжить.
У нас ужасно любят цитировать маршала Маннергейма. Например, это: “Прежде чем тратить огромные деньги на оборону, следует создать для народа такое качество жизни, которое бы народ хотел защитить”.
Слова эти до сих пор кажутся убойным аргументом, особенно, когда речь идет о «зубожінні» украинцев, мизерных пенсиях и заоблачных тарифах, о безденежье провинциальных музеев и библиотек, забитых досками окнах сельских школ.
Мол, стоит ли закладывать колоссальные средства в оборонные статьи бюджета (где их все равно разворуют) вместо того, чтобы накормить и окультурить украинцев?
Оно действительно: мы живем беднее населения тех европейских стран, к семье которых стремимся приобщиться. И горькое мнение о том, кто же будет защищать свою нищету с оружием в руках? — нередко наведывается ко многим из нас. Однако маршал Маннергейм слов, приведенных в начале поста, не говорил. Те, кто цитирует «его» выражение в блогах, и даже на авторитетных мадиаресурсах, должны знать, что распространяют фейк. И я уже устал писать об этом.
На эту тему: Тальвисота. Как Финляндия умыла кровью Россию
И он не мог этого говорить. Просто в силу своих убеждений.
Что-то похожее на эти слова, действительно, можно найти в мемуарах барона Карла-Густава. Но принадлежат они его заклятому оппоненту из числа социал-демократов, банкиру и редактору левацкой газеты Вайне Таннеру. Почему заклятому оппоненту? Ибо с его подачи было на три года заблокировано строительство легендарной «Линии Маннергейма», призванной оградить Финляндию от будущего советского нашествия.
Вот как это описывает Маннергейм:
«…Вайне Таннер… утверждал, что расходы на оборону могут привести к краху финансов страны…» и выражал сомнение, «что независимость государства гарантируется путем пожертвования на оборону еще больших сумм». «Социал-демократическая фракция парламента, говорил Таннер, считает, что обязательным условием независимости страны является прогресс благосостояния народа и общих условий существования, при котором каждый гражданин понимает, что это стоит всех расходов на оборону».
Конечно, барон с этим не согласился. У него были свои мысли на этот счет.
Маннергейм был талантливым полководцем, знают все. Меньше известно, что кроме войн с СССР он ежедневно вел затяжные бои с правительством собственной страны, министерством обороны и парламентом — за выделение средств на оборону. За 8 лет, которые он возглавлял Комитет обороны, не было такого бюджета, где бы ни урезали расходы на оборону — в лучшем случае на 10%, в худшем наполовину, вычеркивали отдельные оборонные статьи вообще. Именно из-за этой позиции Таннера и его единомышленников. Даже если средства и выделялись, то они потом куда-то исчезали, перенаправлялись — то ли на помощь безработным, то ли на строительство оперного театра (в одном из источников прочитал, что на оперный ушло больше бетона, чем на все защитные сооружения легендарной линии Маннергейма, которую так до войны и не достроили).
А когда барон устраивал по этому поводу скандалы в парламенте, его называли «палачом трудящегося люда».
«Мне часто казалось, что передо мной вырастает сплошная стена непонимания и безразличия, что я словно пытаюсь протянуть толстый канат сквозь узкую трубу, заполненную смолой», писал маршал. «Я даже в последние дни (перед вторжением — Е.Я.) встречал сопротивление в вопросе выделения сверхважных ассигнований!»- сделал горький вывод он в преддверии вторжения. А уже чуть ли не за несколько часов до начала Зимней войны подал президенту заявление об отставке, сопроводив его словами: «Короче говоря, наши оборонные силы следует считать сейчас полностью небоеспособными».
Правда, когда война началась, он собрал и повел эти “небоеспособные силы” в бой.
С точки зрения националистов — и финских того времени, и, наверное, наших доморощенных Маннергейм не был настоящим патриотом. Барон, этнический швед, прошедший военную подготовку в русской царской армии, он не наряжался на праздники в вышитую национальную финскую рубашку, не рисовал в свободное время эскизы герба и флага, как наш Грушевский, и в его мемуарах я не нашел упоминаний о вере, а только – об армии.
Собственно, и он чествовал националистов нелюбовью. Ибо с одной стороны они не воспринимали идею инвестиций иностранного капитала (в частности, шведского) в оборонную промышленность Финляндии, а с другой — убеждали народ, что главное в защите страны не вооружение, а патриотизм и сила духа. “Якобы она сама по себе является полной гарантией нашей независимости, — саркастически писал маршал, -… похожа на утверждение человека, бьющего себя в грудь и уверенно заявляющего: если возникнет что-то серьезное, мы все выступим вместе, и если у нас не будет оружия, будем биться кулаками”. Можно ли серьезно относиться к таким утверждениям?
И хотя в Советском Союзе взлелеянные им силы территориальной обороны — «шюцкор» называли «фашистскими штурмовиками» (а мы сейчас берём с них пример в построении сил территориальной обороны), сам Маннергейм (хотя и сделал из шюцкоровцев боеспособную силу) больше ориентировался на мощную профессиональную армию с современным вооружением. (Собственно, территориальная оборона в Финляндии, если внимательно вчитаться в мемуары маршала, была образована исключительно для экономии бюджета).
Барон мечтал о другом. Три десятилетия спустя французский историк Фернан Бродель, изучавший новорожденные национальные государства Азии и споры местных элит о главных инструментах независимого государства, вывел формулу: «Чего стоит самоопределение нации без своего флота и авиации?»
Не без языка, исторического мифа или фольклора. И даже не «без армии», добровольческих повстанческих или полупартизанских отрядов из людей, ухвативших “калаш” и считающих себя вооруженными силами. А именно «без флота и авиации». Ибо только обладая высокотехнологичным вооружением, можно защититься от реваншистских посягательств бывших метрополий.
У Маннергейма есть свои афористические изречения по этому поводу, и их, в оличие от фейковых, можно найти в его мемуарах. Некоторые из них интересны и актуальны для нас и обстоятельств, в которых сегодня находится наше государство.
Барон пишет: Беда, если «правительство не владеет такой армией, которую предполагает его внешняя политика». Разве не поучительно для нас? Смело размахивая кулаками перед носом Путина, мы все же должны иметь за спиной силу, способную подкрепить нашу воинственную риторику.
Или другое: «У государства, оборонных возможностей которого недостаточно, не будет союзников!» Это по поводу нашего желания вступить в НАТО. Не достаточно записать это в Конституции, нужно быть привлекательным союзником для НАТО и Европы. А интересный союзник – это сильный союзник.
И наконец: какой бы маленькой ни была страна, ожидающая агрессию со стороны мощного соседа: ее граждане должны быть уверены, что их вооруженные силы по качеству, подготовке и вооружению будут находиться на том же уровне, как и армия предполагаемого противника,.. несмотря на то, что это ляжет на страну тяжелым бременем.”
Маннергейм может спокойно и честно предупреждать своих сограждан о цене независимости, о том, что ради нее придется затянуть ремни. Ему это легче, чем парламентариям, правительству или президенту. Потому что он не был политиком в привычном для нас смысле слова, долгое время не занимал выборные должности и не считался с электоратом.
Амбиции по развитию финляндской армии у него были огромные. Да-да, он хотел построить «и флот и авиацию»: современную военно-морскую эскадру в составе эсминцев и торпедных катеров и большое количество современных самолетов, которые могли бы конкурировать с советскими и немецкими. А еще – дальнобойную артиллерию и противовоздушную оборону.
В 1932 году доля средств на переоснащение армии и подготовку личного состава по его подаче составляла 19% государственного бюджета. Маннергейм считал, что этого мало. Его тогда никто не понимал, а он, наконец, оказался прав.
…Я не знаю, чем закончится наше противостояние с путинской Россией, окажется ли февраль действительно лютым. Но если, дай Бог, все обойдется, я бы очень не хотел, чтобы чувство угрозы у нас развеялось, строительство нашего флота и авиации остановилось, и бюджетные средства в канун новых президентских и парламентских выборов канули в бездну умиротворения электората.
А слабо ли нам отдать пятую часть госбюджета на оборону, как в Финляндии 30-х годов? Секвестировать все расходы, не связанные с армией и вооружением. Продать, если нужно, излишки земли, и все государственное имущество, которое можно продать. И на вырученные ли средства приобрести несколько пар современных истребителей? Или эсминец? Или, затянуть покрепче пояса и размахнуться на систему “Пэтриот”?
Увеличить армию на 100 тысяч – это хорошо, но чем те сто тысяч вооружить? Патроны от британцев? Стингерами и джавелинами? Но ведь это оружие для афганских крестьян и курдских повстанцев. И что такое 100 джавелинов на 100 тысяч воинов?
Свобода – это наша религия, наша вера, говорим мы. Правильный лозунг. Но чтобы верить, нужно выжить.
Чтобы строить будущее цивилизованное, нужно знать, что ты его можешь защитить. Будет ли вкладываться в будущее государства человек, который ежедневно перевозит вещи в «тревожном чемодане» и закупает дополнительные канистры для бензина, чтобы успеть доехать до границы?
Можно годами рассуждать о разрыве с империей и европейском выборе, можно отчеканить это золотыми буквами в Конституции, но не забывать при этом предостережений Маннергейма. О том, что не может быть никакой независимой внешней политики у государства, если у него нет армии, которая не уступала бы армии предполагаемого захватчика…
Надо правильно читать мемуары маршала.