«Платформой для переговоров Путина и Байдена могло бы стать желание США прислушаться к озабоченностям РФ и вернуться на переговорные позиции декабря прошлого года. Не обязательно во всем с нами соглашаться, надо просто вести диалог».
В. Песков. Россия 1. «МОСКВА. КРЕМЛЬ. ПУТИН» 30 октября.
T.me Натолкнувшись в ленте на это бесстыжее заявление пучеглазого альфонса, я не поверил своим глазам и перечитал его несколько раз. Нет, я знал, что дела в бункере очень плохи, и сам говорил об этом постоянно в своих видеоблогах и публикациях. Но чтобы до такой степени плохи?!
Лидеры G7 в Заявлении по Украине от 12 октября уже не во всем согласились с war criminal Путиным. Более того, они клятвенно обязались привлечь его к ответственности. We will hold President Putin and those responsible to account.
В этой ситуации реприза «А поговорить?!» выглядит анекдотично.
Но через несколько минут после Пескова тот же анекдот по той же методичке озвучила и говорящая лошадь Риббентроп (Лавров). Она уже напрочь забыла свою переговорную позицию декабря: собирайте манатки и убирайтесь на хрен.
Дружный вой доносится сегодня с московских болот. Негодяи, совершившие чудовищные военные преступления, угрожавшие всему миру ядерным уничтожением, голодом, холодом, боевыми комарами, теперь слезно просят понять их никчемные «озабоченности», выпрашивая, требуя, умоляя всех масков, трампов, обам, папфранцисков, макронов мира об одном: остановите украинскую армию.
Загнанный в угол трусливый карлик уже понял, что проиграл войну. Ему страшно. Скоро его будут ненавидеть все в России. Одни за то, что он начал войну. Другие за то, что он ее проиграл.
И кто-то из тех или других его убьет. Люди, которые его убьют, решат, что без него им легче будет поговорить с украинцами. Ну не знаю…
Я по несколько часов в день общаюсь с украинской аудиторией. И я все чаще вспоминаю знаменитые слова великого русского писателя, сказанные им о другой войне, участником которой он был как офицер царской армии.
Я заменил у него только одно слово:
«О ненависти к русским никто и не говорил. Чувство, которое испытывали все украинцы от мала до велика, было сильнее ненависти. Это была не ненависть, а непризнание этих русских собак людьми и такое отвращение, гадливость и недоумение перед нелепой жестокостью этих существ, что желание истребления их, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и волков, было таким же естественным чувством, как чувство самосохранения».