Многие аналитики десятилетиями пытаются понять, что движет Кремлем, предсказать его поступки. Однако анализ происходящих в голове Путина процессов — задача неблагодарная. Для понимания природы российского режима имеет смысл посмотреть на его составные части, объективно измеряемые показатели, в том числе на состав путинских элит.
Кто управляет Россией сегодня?
Параллели между путинским режимом и советской системой очевидны. Речь не только о символических моментах, таких как возвращение советского гимна, портреты Сталина и реплики Путина про «крупнейшую геополитическую катастрофу ХХ века». Параллели прослеживаются и в кадровых методах, организации управления на местах. Также узнаваемы риторические приемы, советские пропагандистские штампы, которые власти используют в борьбе с инакомыслящими.
Является ли это сходство чисто эстетическим или для таких параллелей есть более глубокие основания? Мы изучили карьерные траектории и биографии семей топ-100 путинских элит. Нас интересовало прежде всего, имеют ли они отношение к советской номенклатуре — классу политических управленцев в СССР, куда входили все значимые должности в госорганах и на госпредприятиях, а также в культурной, медийной, образовательной и прочих сферах. Мы использовали два подхода к формированию выборки элит — позиционный (исходя из занимаемой формальной позиции в системе) и репутационный (исходя из экспертных оценок его места в системе). Мы относили конкретного человека к группе с номенклатурным прошлым, если он сам на момент распада СССР двигался по карьерной номенклатурной лестнице или же его родители работали в советской номенклатуре.
Результаты впечатляют. Спустя 30 лет после распада Советского Союза среди топ-100 путинских элит более половины — 60% — имеют связи с советской номенклатурой (либо через семью, либо через собственный карьерный трэк). Мы также анализировали динамику во времени — за 2010 год и 2020 год. Цифры в обоих случаях оказались примерно одинаковыми, с небольшим снижением доли «номенклатурщиков» в 2020 году, в основном за счет естественной убыли.
Спустя 30 лет после распада СССР бывшие советские госуправленцы или их родственники составляют большинство среди путинских элит
Нынешние путинские элиты — это преимущественно мужчины (женщин не больше 5–8% от выборки), рожденные в 1950–60-х годах (то есть ровесники Путина). Большинство из них на момент распада СССР уже делали карьеру в номенклатуре — через комсомол и другие карьерные лифты. По большей части они были связаны с нижним и средним звеньями советской номенклатуры, а не с верхушкой (условным Политбюро).
Наши данные позволяют иначе взглянуть на траекторию российской политической системы за последние 30 лет. Откуда вообще взялось такое огромное число людей с номенклатурными корнями на верхушке российской системы? В начале 1990-х многие исследователи изучали, насколько бывшему коммунистическому руководству удавалось удержаться у руля в своих странах. Уже тогда на фоне других стран региона политические элиты новой России оказались особенно тесно связаны с предыдущим режимом. Так, например, в 1993 году бывшие члены партии, по некоторым оценкам, составляли 80% политической элиты России, а в Польше и Венгрии — меньше трети, в Эстонии — 44%, в Латвии — 67%, в Литве — 47%. Преемственность элиты при Ельцине была особенно заметна в президентской администрации, правительстве и региональном руководстве, где 75–80% происходили из советской номенклатуры. Да и сам Ельцин принадлежал к верхушке номенклатуры, успев к распаду СССР побывать секретарем ЦК КПСС и первым секретарем Московского горкома КПСС.
На фоне других постовестких стран политические элиты России были особенно тесно связаны с предыдущим режимом
Эти цифры подводят нас к выводу, что распад СССР вообще не привел к смене элит. И вот почему. В конце 1980-х в России, в отличие от многих стран Восточной Европы, движущей силой перемен было не либерально-демократическое массовое движение снизу, а та самая номенклатура среднего и низшего звена. Эта социальная группа была чрезвычайно недовольна своими карьерными перспективами в позднем СССР — геронтократической системе с закупоренными карьерными лифтами и умирающими от старости вождями, что нашло свое отражение в формулировке «внести президиум».
Как пишет Лев Гудков, именно средняя советская бюрократия (служивая государственная «интеллигенция»), утратившая какие-либо перспективы роста благосостояния, карьерного продвижения, вертикальной мобильности в условиях «закрытого» общества, стала активной движущей силой перестройки. Но как только «старая союзная номенклатура была отстранена от власти и ее позиции были заняты представителями второго или третьего эшелона бюрократии, сразу же началось «торможение» и сопротивление радикальным преобразованиям». Сместив советскую партийно-хозяйственную номенклатуру, часть этой средней бюрократии успокоилась и перешла на охранительные позиции.
По мнению Ольги Крыштановской, последующие изменения, происходившие в политической системе в 2000–2008 годах, можно рассматривать как процесс ресоветизации с ликвидацией альтернативных центров власти, упорядочением и подчинением всех элементов госаппарата, возвратом к принципам госуправления, характерным для позднесоветского периода, но в модернизированной и технократической форме. Отсюда и упомянутые выше параллели между путинским режимом и поздним СССР, ведь современной Россией во-многом правят те же люди, что и тогда.
Увы, за 20 лет в России не сформировалось альтернативных двигателей либерализации. С начала 2010-х годов мы наблюдали постепенное формирование городского среднего класса (предпринимателей, журналистов и т. п.), требующего свобод и демократических перемен, но, увы, он пока остается слишком малочисленной и недостаточно мощной силой для сопротивления реавтократизации.
Тандем номенклатуры и силовиков
До последнего времени исследования путинских элит по большей части фокусировались на «силовиках», а именно на резком росте доли выходцев из силовых ведомств, особенно ФСБ, во властной верхушке при Путине. По некоторым оценкам, уже к 2005 году их присутствие в органах власти увеличилось почти в 7 раз, а в высшем руководстве страны — почти в 12 раз. Общая доля силовиков могла вырасти с 4% в 1988 году до 32% в 2008 году. Нам также было интересно, насколько обнаруженные нами номенклатурщики в системе пересекаются с силовиками. Для этого мы оценили долю силовиков в элитных выборках.
Результаты любопытные: по нашим оценкам, среди топ-100 путинских элит доля силовиков составила порядка 30–37%. Эта цифра высокая (и, кстати, сопоставимая с другими исследованиями). Однако она почти в два раза ниже оценки доли номенклатурщиков в системе. При этом силовики и номенклатурщики пересекаются только на 20–30%, то есть это по большей части разные люди.
Иными словами, путинская элита представляет собой гремучую смесь выходцев из советской номенклатуры и силовиков. Там же, где политические элиты в российской системе власти все-таки обновлялись, происходило это за счет притока силовиков. Так сложилась номенклатурно-силовая вертикаль.
Какое отношение это имеет к войне в Украине?
Кто-то возразит: «Но ведь в России сегодня персоналистский режим, и единственное мнение, которое что-либо значит, — это мнение Путина». Отчасти так и есть, однако элиты тоже важны, их позиция, ценности и взгляды либо сдерживают, либо подталкивают верховного правителя к определенным шагам.
Прежде всего люди, социализованные в советской номенклатурной системе, — это государственники, а не либералы. Они не ценят демократию, в их системе ценностей приоритетно служение государству, вертикали власти. В советское время дисциплина и лояльность были ключевыми элементами функционирования номенклатуры. В постсоветский период в тех странах, где номенклатура смогла удержаться у власти, эти качества стали важным фактором реконсолидации новых автократий.
Номенклатурный бэкграунд советских элит дает нам представление и об их внешнеполитических взглядах. Из периода жесткого противостояния СССР с США во время холодной войны, когда происходила социализация большей части элит путинского режима, тянутся представления о неизбежности агрессивного противостояния России с Западом, который в рамках этого мировоззрения непременно хочет Россию уничтожить, расколоть: если не мы их, то они нас, третьего не дано. Здесь и взгляд на все постсоветское пространство как зону особых интересов России, а на Украину — как «недогосударство», искусственный конструкт, якобы выдуманный большевиками. Наконец, постоянный рефрен путинских элит на тему того, как после Украины с Беларусью они попытаются захватить Молдову, а если повезет, то и Балтику, также говорит о мечтах восстановить сферу влияния именно на территориях бывшего СССР.
Что делать?
Выводы из нашего анализа, с одной стороны, неутешительны. По сути, в России с распадом СССР не случилось смены элит. У руля оставались все те же люди, а значит, автократический откат и новый реваншизм России на международной сцене был исторически неизбежен. Возможно, поэтому российским либералам не стоит сейчас мучаться вопросом «как мы потеряли Россию», ведь своей России у них толком никогда и не было.
Другой важный вывод о российском будущем. Если когда-нибудь у России появится новое окно возможностей, исключительно важной задачей реформаторов станет проведение люстрации элит. Нельзя допустить, чтобы во главе страны остались люди, социализованные в руководстве предыдущей системы.
Если у России появится новое окно возможностей, задачей реформаторов станет проведение люстрации
Ну и, наконец, хорошая новость. Наш анализ состава российских элит показывает, что во многом мы снова оказались в ситуации позднего СССР, где партийные геронтократы руководят системой с закупоренными карьерными лифтами и умирают от старости на своих постах. Это оставляет надежду, что естественный уход людей 1950–60-х годов рождения будет постепенно замещаться элитной группой с другими взглядами. А также что путинская элита низового звена, раздосадованная отсутствием карьерных перспектив на фоне стагнирующей в результате санкций экономики, может снова запустить процессы либерализации наподобие тех, что происходили в позднем СССР.