Успех коммунистов на парламентских выборах предсказывали многие, но результаты голосования все равно превзошли все ожидания. Возможно, даже ожидания самой КПРФ, руководству которой теперь предстоит ликвидировать последствия столь удачного выступления. Ведь под вопросом оказалась степень управляемости этой более чем системной фракции, многолетней опоры Кремля, имитировавшей оппозиционную активность и стерилизовавшей голоса сторонников коммунистов.
Успех КПРФ, надо признать, мог быть еще более впечатляющим, если бы из кампании не был исключен все еще популярный участник президентских выборов 2018 года Павел Грудинин. Оценки реальной, а не официальной поддержки коммунистов разнятся, но многие сходятся на том, что получили они больше, чем формальные 18,93% голосов – около 30% голосов (при 35% «Единой России», а не 49,82%).
В 1996 году, после тогдашних президентских выборов, согласно знаменитой констатации Анатолия Чубайса, был «вбит последний гвоздь в крышку гроба коммунизма». Теперь можно иронически заметить, что, как в фильмах про зомби, земля на историческом кладбище зашевелилась: сначала появилась одна позеленевшая, но все еще узнаваемая рука, затем много рук, а потом сонмище зомби, выбив из крышки гроба ржавые гвозди, встали и пошли за голосами избирателей.
Предсказание польского философа Лешека Колаковского – «этот череп больше никогда не улыбнется» – вроде бы не сбылось. Однако реальность сложнее. Массовое голосование за вывеску «КПРФ» еще не означает возвращение коммунизма. Больше того, оно не означает тотального полевения электората, не говоря уже о возрождении марксизма (о нем-то и говорил Колаковский).
Несколько лет назад, пытаясь разобраться в современных реалиях, все вдруг дружно бросились читать «Капитал» Карла Маркса и, естественно, не поняли ровным счетом ничего. Затем перекинулись на «Капитал в XXI веке» Тома Пикетти, поняв лишь, что неравенство в мире растет (что не совсем так – согласно исследованиям экономиста Бранко Милановича, растет не столько межстрановое, сколько внутристрановое неравенство). Так что с марксизмом уж точно не задалось.
Большинство голосовавших за коммунистов никак нельзя назвать коммунистами в аутентичном смысле. Еще вопрос – можно ли назвать коммунистами молодых политиков, использовавших лейбл КПРФ для проникновения во властные структуры.
То, что произошло, это не в чистом виде ностальгия по СССР, потому что с приходом новых поколений она становится все менее выраженной. И это не ностальгия по Сталину, поскольку людей, помнящих, что такое жизнь при «эффективном менеджере», становится все меньше. Скорее речь о своего рода ретроутопии – представлениях о некоем идеальном обществе, где справедливости, равенства, соучастия государства-отца, строгого, но в то же время милостивого, гораздо больше, чем при нынешнем режиме. Притом что существующая модель тоже основана на чрезвычайно высокой степени участия государства в экономике, не говоря уже о регулярной покупке политической лояльности за счет массированных бюджетных выплат.
Недавнее социологическое исследование проливает свет на эти доминирующие настроения россиян, которые явным образом нашли свое отражение в голосовании. Для 49% респондентов (опрос августа 2021 года, «Какой должна быть Россия в представлении россиян») предпочтительной является советская политическая система.
Путинская модель значительно потеряла в популярности – она в наибольшей степени устраивает 18% опрошенных. Для сравнения: в 2008 году путинская система была предпочтительной для 36%, а советская модель – для 24%. Есть нюанс. Нынешний показатель популярности системы Путина опускается до столь разочаровывающего уровня не в первый раз: он был примерно таким же перед двумя мероприятиями, обеспечившими беспрецедентный подъем популярности власти – Олимпиадой-2014 и присоединением Крыма.
В сущности, привлекательность действующей модели опустилась до своего депрессивного уровня 2013 – начала 2014 годов. И теперь этот депрессивный уровень станет нормой. Единственная альтернатива существующей системе – абстрактный образ справедливого устройства государства. Единственный сколько-нибудь знакомый образец – воображаемый идеальный СССР. Стоит ли тогда удивляться, что, согласно тому же опросу, на пик популярности 62% вышла модель государственного планирования и распределения (рекорд за все 29 лет наблюдений).
Вперед, к победе патернализма!
Итак, коммунисты представляют собой альтернативу во всех смыслах. В техническом смысле – если не хочется голосовать за «Единую Россию», можно проголосовать за коммунистов. При этом надо понимать, что рекомендациям «умного голосования» следовали в основном те избиратели, которые голосовали в одномандатных округах – вычленить долю тех, кто отдавал голоса за партийный список КПРФ в логике сторонников Навального, невозможно. Скорее всего, она была невелика.
В смысле же проявления недовольства существующим положением дел лучшей опции, чем строка КПРФ в избирательном бюллетене, не было. Компартия оказалась и своего рода заменителем давно исчезнувшей из бюллетеней строки «против всех». Наконец, у КПРФ есть и свое собственное твердое ядро сторонников, которые действительно разделяют красные ценности и идеологию. Совокупность этих факторов и мотиваций и дала на выходе с участков столь впечатляющий результат.
По оценке социолога Алексея Левинсона, электорат «Единой России» и КПРФ чрезвычайно близки. Прежде всего, по критерию патернализма – и тот и другой требуют участия государства в экономике и активной социальной помощи. Это не в чистом виде левые идеи, потому что здесь вообще нет идей как таковых, а есть голые потребности и интересы. Они не имеют цвета и идеологического наполнения. Именно поэтому произошедшее на выборах – не левый поворот, а проявление бесцветного патернализма.
Политолог Борис Макаренко выделяет разные типы патернализма. За «Единую Россию» голосуют лояльные патерналисты, за КПРФ – патерналисты рассерженные. И их число увеличилось – даже согласно официальным данным. По сути, кампания свелась к выбору между условной «партией чекистов» и партией коммунистов. Так или иначе, этот выбор затронул предпочтения примерно 70% тех, кто пришел на избирательные участки, добровольно или под административным принуждением.
Те изменения, которые произошли в предпочтениях россиян – даже если оставить за скобками проявленный избирателями интерес не столько к либеральной, сколько к модернизационной, современной альтернативе, партии «Новые люди», – более чем заметны.
Кремль может удовлетворяться официальными показателями победы партии власти, но за ними, с одной стороны, безнадежный конформизм принужденных к голосованию или голосовавших ритуально, автоматически, в силу зависимости от государства, с другой стороны, крайняя степень недовольства существующей моделью все увеличивающейся доли граждан. Это не столько коммунизм возвращается, сколько пересечена красная черта, за которой – серьезные проблемы в восприятии обществом существующего политического режима. И отнюдь не со стороны либералов, демократов, Навального и Запада. Все гораздо хуже – происходит сжатие традиционной социальной базы поддержки власти.