В последнее время я буквально измучила своих друзей, политологов и политических аналитиков, социальных психологов, журналистов и арт-менеджеров, впечатлением от современной Москвы. Как получается, что город, звезда урбанистики и хипстерского рая, с отлично спланированными европейскими новыми пространствами жизни «cреднего класса», становится одновременно источником политических репрессий? Общество, продвинутое в новейших европейских технологиях айти и архитектуры (русские проектируют и строят в Нью-Йорке, не только в Дубае и в Сочи), способное самоорганизоваться и защищать людей в природных катастрофах, бесконечно возить передачи в СИЗО, не может противостоять тому, что в квартиры граждан силовики вламываются среди ночи, что идут аресты, суды, приговоры по постам в соцсетях, что любая даже не политическая, а общественная позиция становится причиной для репрессий.
Яркий пример когнитивного диссонанса такого рода приводит в своем фейсбуке критик и куратор Анна Наринская: фото с церемонии мишленовских ресторанов перемежается в её ленте с картинками погрома в «Мемориале» (организация принудительно внесена властями в список «иностранных агентов»). Как известно, была совершена попытка сорвать показ фильма режиссёра Агнешки Холланд «Гаррет Джонс» о Голодоморе). Пока ни одного ответа, который бы объяснил мне противоречие между высоким уровнем современной русской культуры, бытовой и научной, городской и сетевой, и архаическим способом управления страной, я не получила. Почему общество, с 1991 года решившее пойти по пути демократических реформ, прошедшее сложные и травматические метаморфозы, оказалось неспособно защитить свои новые ценности?
При этом я вовсе не нахожусь в «информационном пузыре» столичной богемы, правозащитных организаций, арт-сообществ и журналистики, по которым идёт сейчас силовой каток. Мой товарищ по медицинскому институту, ведущий детский анестезиолог областного центра, который вёл операции детей со сложнейшими кардиологическими диагнозами, был обвинен в коррупции по доносу и осужден на 9 лет колонии с конфискацией имущества. Можно придраться к его бухгалтерии, как и в случае с «Шанинкой» или делом «Гоголь-центра», но во всех случаях очевидны превышающие возможную вину, устрашающие, спекулятивно демонстративные технологии силовиков. Почему люди в погонах получили полномочия разрушать дело жизни моих товарищей: преподавателей, докторов, юристов, журналистов, художников?
Я рассказала о своём непонимании происходящего (крутые технологии страны и её репрессивный аппарат) подруге, она руководит крупным американским медиаресурсом по развитию независимых СМИ. Она ответила: «Да это просто называется словом «фашизм». Почитай Умберто Эко». Текст классика постмодернизма вышел в 2014 году и опубликован по-русски в 2017-м. Там перечислены основные признаки новейшего фашизма. Эко не называет конкретных стран, подверженных этой заразе (параллель – Владимир Сорокин переводит в своём последнем рассказе портрет гибридного диктатора в пространство воображаемой Юго-Восточной Европы). Но если мы пройдемся по этому тексту, то обнаружим удивительное сходство с политическим и идеологическим проектом Владимира Путина и политического рисунка современной России.
Перескажу кратко. Знание университетов под сомнением, технологические практики модерна служат исключительно задачам власти, это всего лишь внешний инструмент её укрепления. Любая критика интерпретируется как предательство родины. Исторические мифы эксплуатируются как основа новой идеологии, по факту рождения гражданин такой-то страны лучше граждан других стран, это база гибридного национализма (классическая империя, напомню, интернациональна, на этом поле успешно работала советская власть после революции 1917 года). Героический миф победителей во Второй мировой создает огромную социальную базу поддержки власти (проект «Бессмертный полк» мне пришлось изучить лично в Екатеринбурге, когда младший племянник шёл с портретом моего деда и ошибками в его фронтовой биографии, но при истерической поддержке взрослых, забывших семейную историю). «Кругом враги» (это главная тема телевизора и волны законов об «иноагентах»). Значит, любая внешняя агрессия оправдана, «Крым наш». Отдельное впечатление производит пункт 12 из памфлета Эко, о гендерной сфере новейшего фашизма, как тут не вспомнить об агрессивной группе «Мужское государство».
Текст Умберто Эко оказался полезен мне для понимания реальности не меньше, чем его великие романы. Но он, увы, не дает ответа, почему современная Россия оказалась квазифашистским государством, гражданкой которого я являюсь.