T.me Сказать, что в России маразм крепчает – значит, выразиться с большим отрывом от времени. Потому как он давно уже окреп до состояния железобетона.
Об этом красноречиво свидетельствуют блиц-опросы на улицах Москвы и Питера не самого «глубинного» населения, которые приводят иногда для иллюстрации обозреватели. Даже эта, относительно просвещенная аудитория транслирует суждения, от которых уши вянут. Либо с пафосом несут околесицу о священной отечественной войне с напавшими (или собиравшимися напасть) укрофашистами. Либо увиливают от ответа, с вызовом заявляя, что знать ничего не знают, так как политикой не интересуются.
По поводу обоих этих тезисов можно предположить, что они – защитная рефлексия страха в атмосфере режима. Либо продукт обработки мозговых коробочек истерическим Пропагандоном соловьевско-скобеевского разлива.
Вот только сводить такие реакции лишь к этому – большое, на мой взгляд, упрощение. Просто потому, что все это – и путинская тирания, и соловьевские оргии – потому и прижились и состоялись, что легли на подходящую, исторически унавоженную почву.
Увы, в «прекрасную Россию будущего» не верю. Ибо все прошлое и настоящее этой странной страны – это вечное хождение по замкнутому кругу из экспериментов с разными моделями единомыслия и тирании. В то время как абсолютное большинство населения глубоко – до религиозности – монархично по естеству, по психологии.
А ее сущностью является сформированный веками культ государства, которому добровольно делегируется свобода править. Что практически означает бегство от ПЕРСОНАЛЬНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ.
Не потому ли рыночная экономика и демократия так трудно и извращенно приживается в России. А население отчаянно пятится к социализму как высшей форме феодализма. Причем – с усиками приставки НАЦИОНАЛ.
В этой высшей форме российский фюрерок развязал посреди Европы войну, которая уже – де факто – обрела масштаб и тягомотину с постепенным втягиванием в Третью мировую. Причем при полном активном всенародном одобрямс.
По линии социальной психологии извечное пристрастие встревать в чужую жизнь едва ли можно объяснить иначе, чем компенсацией за нежелание терпеливо и упорно вкалывать. Не потому ли в сознании россиянина мир поделен на «духовных» и «загадочных», с одной стороны. И скучных хапуг – с другой.
Для основной массы война приемлема еще и потому, что оправдывает, поднимает в ранг романтической и благородной жертвенности тяготы обычной жизни, омраченной колоссальным разрывом внутри и вечным отставанием в ее качестве вовне. А теперь россиянин доволен тем, что его «боятся», в крайнем случае – остерегаются.
***
И по профилю знаний, и в силу ума Путин никогда не любил хозяйствовать. И в образе либерала он первое время был именно потому, что позиция «невмешательства в экономику» вполне отвечала его позиции. Дескать, пусть в ней все идет самотеком.
Тем паче, что ему – везунчику — несказанно повезло. Он сел на трон именно в тот момент, когда шок от реформ, доставшийся Ельцину, в конце 90-х перешел в стадию терапии. Да еще и цены на углеводороды в начале нулевых скакнули до небес. И это был тот случай, когда пользы от правителя-бездельника в хозяйственной сфере было больше, чем от контролера и экспериментатора.
В результате Путин без малейших усилий самим фактом своего восхождения ассоциировался с быстрым и заметным повышением качества жизни у всех слоев населения. И обрел ореол кудесника и победителя, да еще и благодетеля, заботящегося о «глубинным народе». И это первое впечатление оказалось веским аргументов, чтоб убедить страну в преимуществе авторитаризма с его «сильной властью» и «порядком» перед «вшивой демократией».
Тем паче, что узда и вождизм легко ложатся на традиции и инстинкты народа-государственника. Что само по себе создает налет сакральности государства, в отношении которого все граждане являются слугами. А не наоборот – как это принято на Западе.
Этот шпаненок закалки питерской подворотни сумел обаять публику еще и тем, что предложил язык общения, созвучный ее представлениям о прекрасном. Причем с его стороны колорит а ля «мочить» выглядел вполне органичным. Маленький и спортивный, с характерной блатной походочкой, с беззастенчивым враньем при «честных пречестных» глазках, он был принят за «своего». И, прежде всего, в полунищей глубинке, где подачки с барского стола выглядели особенно праздничными и щедрыми.
Кстати, термин «глубинный народ», придуманный Владиславом Сурковым, понравился Путину. И он часто его использует с подчеркнутой уважительностью. Тем самым, именно провинции он адресует свою электоральную ставку, демонстративно противопоставляя не только «вшивой интеллигенции», но и невидимому извне холуйскому и олигархическому окружению. В этом важная, по-сталински коварная установка на апелляцию «батюшки-царя» к «простому народу», чтоб заведомо настроить его все огрехи и тяготы списывать на «плохих бояр».
Что и происходит. Тем паче, что для народа-государственника стаж тирана идет только в плюс. И чем дольше он сидит на троне, тем упертее в правильности выбранного вождя и своей преданности ему становятся массы.
***
В этой парадигме и заключаются сомнения в том, что со сменой режима произойдут демократические перемены. Есть политологи, которые утверждают, будто к ним можно прийти и привычным авторитарным путем. То бишь – заставить принять демократию, обучить, привить и т.д. В общем – из разряда «к счастью иногда приходится силой вести».
Не согласен. Потому что здесь форма подменяет содержание. Демократия в России потому и не приживается, что всей по своему странной историей, именуемой «ордынской моделью развития», формировался психотип не хозяина, а раба государства, не вольнодумца, а исполнителя. И он настолько силен и фатален, что всякая попытка внедрить демократию сверху, бывает зыбкой и кратковременной. Ее мичуринцам просто не хватает времени, чтоб вырастить деревце, приносящее плоды. А все попытки превращаются в карикатуру на нее. И они рушатся под насмешки, а то и улюлюкание широких народных.
Потому и не в чести такие неудачливые реформаторы, как Екатерины II, Александров I и II, Столыпина, Хрущева, Горбачева… И иконоподобны держиморды и кровопийцы типажа Иван Грозный, Александр III и венец всему – главный кровосос Иосиф Джугашвили.
Когда эти предпочтения с фатальной неизбежностью воспроизводятся на протяжении всей истории народа, приходится признать, что в этой стране принимается и возможен только авторитарный стиль управления.
Поразительной исторической иллюстрацией тому может служить массовое недовольство крестьян отменой крепостничества. И легкое его возрождение при социализме в еще более зловещей форме сталинской коллективизации.
На сей счет существует довольно популярное объяснение – гипотеза, будто фундаментальной причиной феномена вечной Вертикали является масштаб территории государства. Дескать, иначе столь громадным пространством невозможно управлять.
При этом инварианты в виде других крупных, и в то же время — процветающих стран – США, Канады, Австралии, приводятся не в опровержение, а в подтверждение версии – как примеры альтернативной системы управления. И как перспективы решения проблемы за счет децентрализации управления с акцентом его на местах. Вот, дескать, если Москва решится поделиться властью с Владивостоком, Екатеринбургом, Калининградом и т.д., то и тоталитарность ослабнет. И качество жизни улучшится.
Увы, мне кажется, применительно к России это – блажь. В России это чревато хаосом и распадом, о чем вещают адепты Вертикали. А вместе с ними признают и либералы-скептики.
Полагаю, что распад страны, действительно, единственный сценарий, при котором возможны инварианты сущностных перемен. Хотя бы на отдельных фрагментах. Но только при условии внешнего диктата. То есть в случае военного поражения с прямой или условной оккупацией, как это было с Германией.
Что вообразить можно лишь теоретически. Но в обозримом горизонте — едва ли практически. Ведь такое возможно лишь по самому дикому сценарию — Третьей мировой. То есть коллективного Запада с новой фашистской выскочкой, обрушившей европейскую идиллию протяженностью почти в 70 лет.
Вот только решится ли на это Запад – Большой вопрос. Пока это маловероятно с точностью близкой к нулю. А внутри России если и возможны подвижки, то лишь в сторону прихода таких, по сравнению с которыми Путин будет вспоминаться барашком.
Наблюдатель