Эль Мюрид: У режимов РФ и РБ одинаковые политические и административные решения — террор
Сегодня первая годовщина известных белорусских событий. Итог прошедшего года подвела несостоявшийся победитель прошлогодних выборов Тихановская. Она сообщила, что не видит перспектив у уличных протестов, так как они фактически разгромлены.
Проблема, однако, заключается не в самих протестах как таковых. Лукашенко сумел создать и во многом успешно продать легенду о своей успешности и заботе о сохранении белорусской промышленности. В качестве доказательства он сравнивал и продолжает сравнивать ситуацию в Белоруссии с российской, где олигархи буквально выпотрошили советское наследие, разворвав экономику в клочья (по известному заявлению одного американского политика). Однако есть нюанс — Белоруссия зафиксировала позднесоветское состояние дел, когда класс (точнее, сословие) номенкллатуры осуществляло права коллективного собственника. Здесь и кроется ключевая проблема современной Белоруссии — действительно, в ней был зафиксирован позднесоветский уклад, но в том состоянии, в котором он был именно под конец Союза — то есть, кризисном.
Ко всему прочему, величина белорусской экономики вообще никак не отвечает степени ее развития. Белорусский рынок даже в кооперации (частичной) с российским все равно не вытягивал уровень белорусской же экономики. Она по определению становилась убыточной, а значит — продолжение политики «стабильности» требовало покрытия кассовых разрывов. Что поставило Белоруссию перед необходимостью согласия на долговую кабалу перед Кремлем. Сегодня эта кабала из экономической плоскости перешла в политическую — кредитор рано или поздно, но будет ставить перед должником вопрос возврата через опись имущества. А это означало, что политике стабильности придет конец, а вместе с ней — и главному выгодоприобретателю этой политики — самому Лукашенко.
Азиатский способ производства характерен возникновением комплементарной пары «власть-собственность». Утрачивая одно, ты неизбежно теряешь другое. Кремлевские мафиози, ограбив страну до нитки и перераспределив национальное богатство по персональным и клановым общакам, не могут позволить себе передать власть кому-либо, так как в рамках дуальности «власть-собственность» передача власти будет означать и потерю собственности. Для Лукашенко ситуация обратная — утрата собственности автоматически ведет к утрате власти. А он, как высший номенклатурный чин Белоруссии, является ключевым элементом коллективной номенклатурной собственности.
В итоге обе модели — и российская, и белорусская — находятся в неразрешимом противоречии, пространство решений для обоих режимов сжимается в сингулярность. Отсюда и одинаковые политические и административные решения — террор. Но террор — это инструмент поддержания ситуации в квази-стабильном состоянии, и только. Ресурсно такой инструмент управления ограничен во времени. Невозможно управлять государством с помощью насилия не то что бесконечно, а даже продолжительное время. Рано или поздно, но цепь где-либо, но порвется.
И в Белоруссии, и в России самое слабое звено — это, конечно, сама номенклатурная знать. Для части этой знати выбора нет как такового: она не может поступиться даже малым, так как неизбежно потеряет всё. Но всегда есть та часть, которая согласится потерять многое, но сохранить малое. Не факт, что это удастся или что это вообще возможно. Важно, что такие люди и силы есть, и они в это верят. А потому рано или поздно, но и в Белоруссии, и в России тот или иной сценарий верхушечных трансформаций (аппаратных или с привлечением улицы) будет реализован. Другого все равно нет. А вот что будет происходить после — тут вариантов возникает сразу достаточно много.
Но в любом случае фиксирование неразрешимого противоречия невозможно. Что в Белоруссии, что в России, что в любом ином месте. Даже через террор.