Россиян, шокированных войной, которую развязал Кремль, дополнительно шокирует поведение соотечественников, поддерживающих происходящее. Если верить официальным соцопросам, таких в стране больше половины. Социолог Сергей Ерофеев объясняет, почему таким опросам нельзя верить, и цитирует данные «партизанской социологии», которые внушают осторожный оптимизм и демонстрируют некоторые неочевидные тенденции, например то, что войну преимущественно не поддерживают россияне с низким доходом.
С начала полномасштабного нападения России на Украину прошел месяц. Оно оказалось событием такого масштаба, что российское общество будет находиться от него в шоке долго, в разных формах и с разными последствиями. При этом с некоторым запозданием критически настроенную часть общества настиг дополнительный шок – шок рефлексивный. Предполагаемая высокая поддержка действий российского руководства населением обескураживает даже тех, кто утверждал, что манипулируемый властью народ лучше, чем она, и что сползание России к диктатуре – его беда, а не его вина. Однако надо учитывать, что на ощущение рефлексивного бессилия влияют три вещи: искаженность информации о состоянии общественного сознания, ущербность данных и их ложная интерпретация.
Чтобы шок от (ложной) интерпретации соцопросов не вел к усилению паники, надо критически оценить эти опросы. Начнем с прямого искажения информации.
Как искажают данные об отношении к войне
Искажение данных о поддержке войны происходит с помощью двух основных механизмов. Во-первых, важнейшую роль играет то, как проводится опрос, как он может «формировать» желательные для государства-манипулятора результаты. Как отметил организатор альтернативного опроса Института общественного мнения «Квалитас» Александр Романович, формирующей может быть сама структура вопросника, когда его первые пункты посвящены отношению к лидеру страны, что неизбежно влияет на ответы по следующим пунктам. Одновременно применяется характерное для кремлевских поллстеров подавление оттенков выражаемых мнений с помощью упрощенных шкал ответов.
Самые яркие примеры формирования желательного результата – намеренно непрофессионально составленные вопросы. Романович приводит такой пример формирующего вопроса от ФОМ (25-27 февраля 2022):
«24 февраля Владимир Путин объявил о начале военной операции на Украине. Как Вы считаете, решение о проведении военной операции было правильным или неправильным?».
С помощью таких вопросов используется эффект «фрейминга» (то есть флияние формы подачи на восприятие содержания) с подменой термина «война» термином «специальная операция», поэтому можно согласиться с заявлением бывшего руководителя «Яндекс. Новостей» Льва Гершензона: «то, что значительная часть населения России может считать, что войны нет, является основой и движущей силой этой войны». Данный случай фрейминга усиливается тем, что вопрос буквально вставлен в специальный фрейм, рамку с присутствием в ней президента.
Подобного рода опросы, разумеется, не будут включать критически важные пункты об отношении к агрессии, ее жертвам, реакции на «груз 200» и т.п. Примечательно, что уход от формирующих искажений в рамках альтернативного опроса «Квалитас» дает совершенно иную картину, когда поддержка населением агрессивных действий Кремля оказывается значительно ниже того, о чем говорит ВЦИОМ, а тем более пресловутых 86% первых послекрымских месяцев 2014 года.
Еще одним механизмом искажения общественного мнения является самоотбор респондентов, ведущий к утрате репрезентативности, свойства опросов отражать мнения всего населения. Изначально в условиях коррумпированной (испорченной) коммуникативной среды, характерной для российского авторитарного общества, на вопросы поллстеров скорее были согласны отвечать те, кто в большей степени готов давать «социально одобряемые ответы». Но даже это резко усугубилось после 4 марта 2022 года с введением фактической военной цензуры и суровых наказаний даже за называние войны войной. На радикальное снижение желания людей участвовать в опросах в таких условиях указывает фирма «Русское поле», а вторая волна аналитической инициативы Алексея Миняйло «Хотят ли русские войны?» вообще сосредоточилась на проблеме измерения страха. От этого всего шаг к полной невозможности оценки состояния общественного сознания в условиях насаждения «тотальных мнений», когда обывателю страшно уже не только от того, что он что-то может сделать неправильно, а от того, что он НЕ сделает чего-то, что от него требует тоталитарное государство.
Желание людей участвовать в опросах радикально снизилось
Ущербность данных и зависимость от пропаганды
Учитывая такие условия искажения информации, важно также по возможности минимизировать ее ущербность, неполноту. В первую очередь это достижимо через учет того, что работает даже в условиях искаженности абсолютных опросных показателей, – а именно показ долгосрочных трендов и корреляций. Последнее не столь наглядно для обывателя, хотя до него можно донести те простые факты, что поддержка Кремля ниже среди тех, кто моложе, и тех, кто предпочитает негосударственные источники информации. Социолог Михаил Соколов, проанализировав те же данные ВЦИОМ, пишет: «Если вам нет 30, вы живете в большом российском городе, имеете высшее образование и не смотрите телевизор, то вероятность того, что вы не поддержите действия российской армии, превышает 80%».
В том, что касается трендов, то с преодолением ущербности информации дело обстоит проще. Так, легче привлечь внимание к тому факту, что рост поддержки Владимира Путина всегда происходил в те периоды времени, когда государством предпринимались действия, отвлекающие от внутренних проблем страны, что всегда сопровождалось усилением пропаганды. Падение же поддержки Путина всегда наблюдалось тогда, когда в стране внутренние проблемы нарастали. Первое, в частности, имело место с «запуском рейтинга» Путина осенью 1999 (Вторая чеченская война) и с присоединением Крыма весной 2014, тогда как второе проявилось с поворотом к авторитаризму в конце 2003, экономическим кризисом 2008, политической «рокировкой» 2011 и «пенсионной реформой» 2018 (график от «Левада-центра», февраль 2022).
Важно также учитывать то, что в целом для россиян харектерен слабый интерес к вопросам внешней политики и в последние годы интерес к событиям в Украине был очень низким, что несколкьо ослабляло усилия пропаганды, пытающейся сместить внимание к внешней повестке с внутренних проблем.
По внешней политике нет собственного мнения
Важно учитывать, что в вопросах внешней политики, вопросах друзей и врагов России проявляется минимум собственного отношения людей – в отличие от вопросов справедливости, коррупции, а тем более непосредственных вопросов качества жизни, связанного с личной безопасностью, ценами, образованием или медицинским обслуживанием. При этом в исторической перспективе мнения респондентов по вопросам внешней политики – самые нестабильные. Как никакие другие, они зависят от ослабления или активизации централизованной пропаганды под влиянием тех внешних обстоятельств, на которые реагирует Кремль.
Мнение респондентов по вопросам внешней политики сильнее всего зависит от пропаганды
Так, «Левада-Центр» зафиксировал рост доли плохо относящихся к Украине именно на фоне инспирированной Кремлем с конца 2021 года эскалации вокруг Донбасса: «если в ноябре прошлого года плохо к Украине относились 43% респондентов, то в феврале этого года – 52%». При относительно низкой пропагандистской активности настроения по украинскому вопросу были миролюбивее в феврале и ноябре 2021 – соответственно 55% и 45% относящихся к Украине хорошо. С обострением же антиукраинской пропаганды в мае 2021 этот показатель падает до 33%; причем, что интересно, с новым, гораздо большим обострением в феврале 2022 хорошо относящихся к Украине оказывается почему-то больше – 35%.
Если брать конкретику отношения россиян к ЛДНР, то год назад, когда в повестке дня была не Украина, а тюремная голодовка Навального, соответствующие показатели в опросах «Левада-Центра» продолжали двигаться вниз.
Никто не хотел войны?
Несмотря на колоссальные сложности в отражении реальности общественного сознания в условиях войны и подталкивания общества к тоталитаризму, существуют отдельные островки получения информации, способной проливать свет на то, что этому сознанию предстоит пройти. Так, 7 марта 2022, когда еще работал телеканал «Дождь» и другие независимые источники информации, ФБК Навального опубликовал опрос, который как соцопрос был, конечнео, нерепрезентативен, но показал важную среди интернет-пользователей российской столицы динамику. Он четко указал на то, что за первую неделю войны осознание агрессивной роли России выросло в 2,5 раза.
На этом примере можно увидеть то, что с коллапсом традиционной опросной практики складываются условия для развития «партизанской социологии». Помимо ФБК с новыми аналитическими инициативами выступили проект «Афина», а также упомянутые выше команда Алексея Миняйло и воронежский институт Квалитас, данные которых в целом опровергают победные реляции кремлевских поллстеров. Что касается исследования Квалитас, особенно интересно то, что не отметили его авторы, а именно корреляция между низкими доходами респондентов и низкой поддержкой военной операции. Получается, что в отличие от распространенных рассуждений о том, что действия Кремля в первую очередь не приемлют более богатые и образованные, приводимые данные показывают, что военную операцию преимущественно не поддерживают именно граждане с низким доходом.
«Партизанская социология» показывает, то войну преимущественно не поддерживают именно граждане с низким доходом
Это может говорить в пользу тех экономистов, которые прогнозировали, что дальнейшее ухудшение экономической ситуации приведет к социальному взрыву, в основе которого будет изменение поведения беднейших слоев населения.
Если партизанской социологии удастся развиваться, то ей придется по преимуществу идти по пути не количественных опросов, а качественных методов, доверительной коммуникации с респондентами, а также обработки массивов дискурсивных данных, в том числе публикаций в социальных сетях, как это сделали дата-аналитики Tazeros для проекта «Хотят ли русские войны?». Данные такой социологии, в особенности при соблюдении большей объективности, неизбежно будут использованы в разворачивающейся информационной войне. При этом задача пользующихся ими ученых состоит в том, чтобы самым разным аудиториям показывать несостоятельность «социологии» Кремля, служащей, как и его инструменты пропаганды и страха, задачам дисциплинирования элит и деморализации оппонентов.
Пока еще российское общественное сознание во многом пребывает в стадии отрицания реалий войны, что способствует иллюзии ее массовой поддержки. Однако по мере осознания им этих реалий у независимых исследователей появятся новые возможности разобраться с тем, кого вокруг нас больше, – сторонников насилия и разрухи, борцов за мир или молчаливых, пассивных противников войны. Партизанская социология должна помочь ослабить контроль Кремля над гражданской сферой, общественным разговором. Объективная, пусть и не вполне репрезентативная социология должна усилить шансы большинства ощутить себя неодинокими перед лицом государственной машины подавления, осознать, что многие думают и чувствуют так же, как они. Полностью разрушить горизонтальную коммуникацию невозможно. Наука же должна ей помочь развиваться нынешних в суровых условиях.
Эта статья, стала последним материалом, написанным по заказу журналистки Оксаной Баулиной, погибшей в ходе репортажа из Киева.
По просьбе автора колонки гонорар за материал будет направлен семье Оксаны.