Тема распада Российской империи (РИ) на фоне развязанной ею войны обрела беспрецедентное по масштабу и оттенкам внимание. Даже Пу со своей манерой заколдовывания молчанием неприятных проблем, явлений и имен, начал ее касаться, осознавать. В частности, в интервью «России-1» заявил о надеждах Запада «раскассировать» Россию на Московию, Урал и пр.
Конечно, касаясь этой темы, он рассчитывает затронуть чувствительную и болезненную для самолюбия россиян струну под брендом «ни пяди родной земли». Но при этом обозначил и фундаментальную особенность российского империализма и колониализма. А именно – его физическую неотделимость от метрополии.
Так суждено было исторически сложиться, что в отличии от других колониальных империй – будь то британская, испанская, португальская, французская, у которых колониальные приобретения прирастали за тысячи верст от метпрополий, РИ растекалась как дрожжевое тесто собственной закваски. Правда при этом территориальную первооснову ее создали пришельцы – Орда, которая решила вопрос с княжеским раздраем. И силой связала все славянские земли, которые смогла захватить. Ну, а с возвышением Московии «процесс пошел» уже в разные стороны вширь – преимущественно на юг и на восток.
Особенность такой колонизации в том, что границы империи становятся текучими и условными. Ведь ее новые земли, покоренные и прихваченные за отсутствием хозяев, для ее обитателей со временем становятся «родиной». Причем настолько естественной и привычной, что из обыденного сознание напрочь уходит рефлексия колонизации. Яркий тому пример – территории Сибири, Севера, Дальнего Востока. Кто сейчас – кроме историков-профи – вспомнит, что когда-то они были чужими и захватывались в разбойничьих походах.
Менее однозначной является имперская самоидентификация на территориях, покоренных сравнительно недавно. И сильно отличающихся по своему этно-культурному обитанию : Кавказ, Средняя Азия, Балтия…Во времена СССР стараниями коммунистической пропаганды, озадаченной бредовой идеей слепить антиэтническую нацию-коктейль «советский народ» (пролетариат — ЭР), временами казалось, что границы новых пространств, захваченных в 19 и 20 веках, стали растворяться – по крайней мере, в восприятии части населения.
Причем, с двух сторон. Сама колонизация способствовала быстрому насыщение новых территорий метропольным, то есть – преимущественно русским этносом. И в то же время вертикаль карьеры превращала Москву, Питер в магнит для элитного обучения и карьеры, а «стройки коммунизма» — в массовые перемещения этносов из окраинных территорий. Оседая на новых местностях, образовывались корни в несколько поколений, когда для московского армянина Ереван и Арарат превращались в такую же дальнюю экзотику, как и для русского соседа.
Однако, территориальная монолитность российского империализма потенциально несла в себе и угрозу вражды, вылившуюся через череду конфликтов разного характера и масштаба до нынешнего сотрясения. Породила эффект сдавливаемой пружины, которая, с одной стороны, рождала стремление уйти, отползти подальше от Метрополии под альтернативные крыши. И рост империалистических настроений с наигранной обидой и агрессией за то, что «русских все не любят». И злобное стремление к реваншу.
И в этом другое принципиальное отличие от классических империй, где национально-освободительная борьба на других концах света не воспринималась столь конкретно, осязаемо и эмоционально, как на границах. А сами границы «где-то там» имели абстрактный характер, не затрагивающий национального самолюбия. Поэтому с утратой колоний метрополии смирились довольно быстро, приняв это как закономерный исторический этап.
Впрочем, в плане конструкции у РИ есть и аналогии: из свежих воспоминаний – Австро-Венгерская с ее Балканами. И Османская. Они тоже формировались путем растекания метрополий.
Однако, для их развала были фундаментальная причина внешнего характера: военное поражение в борьбе с мощным противником, способным изменить судьбу целой империи. Обе они потерпели военные поражения в ходе Первой мировой и стали объектами передела (Османская) со стороны держав Антанты. Развал же Совковии и нынешняя путинская экспансия к расширению происходят под воздействием центробежных процессов.
Фиксируя это, ловлю себя на вопросе, не слишком ли увлекаюсь марксистским пристрастией к закономерностям. Мол, зачем городить аналогии, когда война развязана просто по придури одного человека?
Но в том то и мои резоны, что при всем кажущейся самодержавности Путина, он вполне и чутко отражает настроения и поползновения и своих денежных элит. И т.н. « глубинного народа», не особенно охочего до прозаичного и терпеливого труда по благоустройству огромных диких собственных пустошей. И гораздо более предрасположенного к героическим военным играм по захвату чужого под какими-нибудь благородными лозунгами. Вот и подсовывает ему Пропагандон то версию об «освободительной» борьбе против бендерофашистов, закабаливших «братьев». То об «оборонительной» войне с украми, а фактически – с Западом, чьим форпостом и пушечным мясом они, якобы, являются.
Путин потому и ведет себя так развязно и самонадеянно, что лишь поспособствовал при своем восхождении на вершину власти тому, чтобы развить и наэлектролизовать те общественные настроения, которые уловил в своем народе еще в атмосфере «питерской подворотни». Довел их до градуса Лужниковских шабашей.
Поэтому, увы, у этой войны и впрямь нет дипломатического выхода. Ибо любая слабинка в виде соблазнительной уступки «просто прекратить огонь», которую проповедует Явлинский, не даст ни грамма гарантий на превращение перемирия в мир. И даст только передышку для продолжения войны в новом накале.
Поэтому и установка Киева в лице Зеленского (и в целом всего украинского народа) на Победу, и общий настрой на упертость «до последнего» — это не понты. Не героизм даже – это вынужденная реальность и необходимость. Точно также, как сопротивление в годы ВОВ, которое поддержали даже те, кто ненавидели советскую власть. Поддержали, потому что альтернативой был тотальный геноцид. Это тот случай, когда для Украины Победа – единственный способ выживания. И как государства, и как народа.
Ну, а уж в какой временной формат решение этой задачи выльется – гадать не стану. И другим не советую. Нет ничего безнадежнее, рискованный и безответственней, чем предсказывать исход такого дикого экспромта, как война..