С самого начала войны в Чечне Самашки были как кость в горле у российского командования. Село расположено в 10 км от чечено-ингушской границы, через него проходит автотрасса Ростов — Баку и железная дорога.
Победное шествие российских войск прервалось, едва успев начаться: жители Самашек категорически отказались пропускать танковые колонны. Тогда войска обогнули село с севера, и оно оказалось в полублокаде — свободной осталась только дорога на юг, в сторону райцентра Ачхой-Мартан.
Всю зиму российскому командованию было не до Самашек: шли тяжёлые бои за Грозный. К 6 апреля 1995 года обстановка вокруг села накалилась до предела: в районе населенного пункта действовали чеченские подразделения.
Российское оккупационное командование перебросило дополнительно формирования ОМОНа, внутренние войска, около 100 единиц артиллерии и предъявило ультиматум, согласно которому село должны были покинуть все «боевики», жители должны были сдать 264 автомата, 3 пулемёта и 2 БТРа.
После совета между собой сельчане решили начать выполнять условия ультиматума, хотя требуемого оружия в селе не было. Люди надеялись на переговоры.
Около 70 ополченцев ушли из села по просьбе людей в сторону Сунженского хребта. В тот день в Самашках оставалось только 4 вооружённых человека. Срок ультиматума истекал к 9 часам утра 7 апреля 1995 года, но уже в ночь с 6 на 7 апреля по беззащитному селу был открыт артиллерийский огонь, а в 5 часов утра нанесла удар авиация.
Утром 7 апреля около 300 жителей Самашек покинули село. В 10 часов переговоры были продолжены, но ни к чему не привели, потому что жители не смогли сдать требуемого количества оружия, которого у них не было.
В 14 часов командующий группировкой «Запад» генерал Митяков повторил ультиматум, а к вечеру российские части ворвались в село.
Карательная акция продолжалась 4 дня, в течение которых в село не пропускали ни прессу, ни представителей красного креста. Непосредственным исполнителем кровавого убийства являлся генерал Романов (он же генерал Антонов). Именно он командовал частями внутренних войск, вошедших в село.
То, что в эти дни творилось в Самашках имеет одно определение — геноцид. В Самашках за один день 8 апреля были убиты сотни женщин, детей, стариков.
Бесчинства начались сразу же после входа в село русских карателей. Расправа над невинными людьми была скорой и страшной.
«Подозрительные» дома сначала забрасывались гранатами, а затем «обрабатывались» огнемётами «шмель».
На глазах у местной жительницы Янист Бисултановой застрелили старика, когда он молил о пощаде и показывал на свои орденские планки. У Руслана В. убили 90-летнего тестя, который в своё время участвовал в освобождении Бухареста и Софии…
Во время «зачистки» примерно 40 сельчан бежали в лес и пытались там отсидеться. Однако, по лесу ударила артиллерия. Под артиллерийским огнём почти все они погибли…ВИДЕО.
Только по данным на 16 апреля на сельском кладбище было вырыто 211 свежих могил, и с каждым днём их число прибавлялось. Многие самашкинцы были похоронены в других местах…
Жительница Самашек Аминат Гунашева рассказала следующее:
«17 мая (1995 г.), когда мы стояли в пикете возле Госдумы, из подъезда вышел Станислав Говорухин, узнал нас и убежал. Когда он был в Самашках, то видел и наши братские могилы, и сожжённые дома. Люди тогда подходили к нему, подносили останки своих близких — кто пепел, кто кости… Российские войска стояли возле Самашек с января этого года. И все эти месяцы мы каждый день ожидали штурма…
Утром 7 апреля русские командиры сказали, что если до 16 часов мы не сдадим им 264 автаматв, то начнётся штурм. Взять оружие было неоткуда, потому что в тот самый день все бойцы ушли из Самашек. Их уговорили старики. Командиры твёрдо обещали, что если из села уйдут все вооружённые защитники, то войска в него не войдут…
На собрании народ решил резать скот, продавать мясо и на вырученные деньги покупать автоматы у российских военных. Знаете, откуда к чеченцам при полной блокаде с земли и воздуха поступает оружие? Мы покупаем его у русских интендантов и меняем на еду у вечно голодных солдат срочной службы. Часто боевую гранату отдают за буханку хлеба.
Но в тот день положение было безвыходным. Мы никак не могли так скоро достать требуемое. Попросили неделю. Но, очевидно, ультиматум был только предлогом, потому что никто не стал ждать даже обещанных 16 часов. Всё началось на 2 часа раньше…
… Мы сидели, ожидая своей участи. Убежать не могли — боялись, что раненый ранее дядя истечёт кровью. Слышим, как открываются ворота, как въезжает БТР, как бросают гранату в пустой подвал. Вошли в комнату. Их было 18–20 человек. На вид трезвые, только глаза будто остекленевшие.
Увидели дядю: «Когда ранило? Где автомат? Где «духи» ?»
Раиса бросилась к пришедшим: «Не убивайте, никого в доме нет, автоматов нет, папа тяжело ранен. У вас же тоже есть отец?» — «У нас приказ убивать всех от 14 до 65 лет,» — заорали пришедшие и стали опрокидывать ногами вёдра с водой. А мы уже знали, что это значит: теперь непременно сожгут, а воду вылили, чтобы нечем было тушить. Омоновцы вышли из комнаты. Бросили в дверь гранату. Раису ранило. Она стонала.
Я слышала, как кто-то спросил: «Что?» Рядом ответили: «Баба ещё жива.» Это про Раису. После этих слов — два выстрела из огнемёта. Я почему-то не могла заставить себя закрыть глаза. Знала, что сейчас убьют, и хотела только одного — умереть сразу, без боли. Но они ушли. Я оглянулась — Раиса мертва, дядя тоже, а Ася жива. Мы с ней лежали, боясь пошевелиться. Горел трельяж, занавес, линолеум, пластмассовые вёдра. Нас оставили жить по ошибке, приняв за мёртвых…
Я подошла к школе. Там женщины вынимали из петли нескольких повешенных мальчиков. На вид 1–3 класса. Дети от ужаса выбежали из здания. Их поймали и удушили на проволоке. Глаза вылезли из орбит, лица распухли и стали неузнаваемыми. Рядом была куча сгоревших костей, останки ещё, примерно, 30 школьников.
По словам очевидцев, их также повесили, а потом сожгли из огнемёта. На стене чем-то бурым было написано: «Музейный экспонат — будущее Чечни». И ещё: «Русский медведь проснулся.»
Больше я никуда идти не могла. Вернулась домой. От дома остались только стены. Остальное сгорело. Мы с Асей собрали в клеёнку и газетную бумагу пепел и кости дяди Насреддина и Раисы. Дядя прожил 47 лет, а Раисе в июле должно было исполниться 23…
Мы приехали в Москву не только для того, чтобы донести до вас боль нашего народа. Мы хотели рассказать и о ваших убитых солдатах. Нам дико смотреть, как их тела вывозят на вертолётах в горы и там сбрасывают на растерзание диким зверям, как трупы разлагаются в озере ядовитых отходов химкомбината (между Грозным и 1-м молочным заводом), сваливаются в силосные ямы.
… Во время пикета у здания Думы оттуда выскочила пожилая, прилично одетая дама. Она смеялась над нами, показывала язык, корчила рожи. Её поддержали какие-то мужчины. Они плевали в нас жвачкой…
Я хочу, чтобы все знали: да, нам невыносимо жалко своих погибших, но нам жаль и Россию. Что будет, когда убийцы, насильники и наркоманы, бесчинствующие сегодня на нашей земле, вернутся на родину? И ещё я не понимаю, как вы можете жить, зная, что сейчас ваши военные живьём сжигают из огнемётов наших детей? На глазах у родителей давят ребёнка БТРом и кричат матери: «Смотри, б***ь, не отворачивайся!» Как вы после этого глядите в глаза своим матерям, своим жёнам, своим детям?»
В материале использованы материалы правозащитных организаций, рассказы жертв карательной акции в Самашки и фрагменты книги Игоря Бунича «Шесть дней в Будённовске»
Е. Новожилов
бывший политзаключённый