Что случилось с Российской империей? Она распалась под конец империалистической войны. Что случилось с Советским Союзом? Он распался под конец холодной войны. Что случится с Российской Федерацией?
Ответ кажется очевидным, нo огорчит многих. Так устроен российский патриотизм, что даже те, кто не сочувствует кремлевскому режиму, не готовы признать имперский характер нынешней российской государственности. Даже те, кто считает нынешнюю российскую власть несправедливой, некомпетентной или просто опасной, верят в выживание Российской Федерации в ее нынешних границах. Даже те, кто, как я, желает Украине военной победы, а российскому президенту — международного суда, не готовы признать, что за этим последует запоздалый конец самой страны. Теряя земли и людей, она уже прошла через несколько перевоплощений — Российская империя, Советский Союз, Российская Федерация, — что говорит о ее исторической неустойчивости и о неизбежности новых метаморфоз.
Распада давно боялись, предсказывали его и обещали предотвратить. И правда, его можно было замедлить, пользуясь благоприятной экономической ситуацией и на основе компетентного управления, умелой дипломатической игры и просто везения. Правящая в этой стране партия хоть и славилась своей никчемностью, но взяла себе название, показывавшее ее глубокий страх распада, а также отсутствие других ценностей: «Единая Россия». Партнеры по глобальной политике, гораздо более могущественные, никак не желали этого распада. Одни были благодарны этой Федерации за конец холодной войны, опасной и обременительной. Другие просто не любили всяческие изменения, боялись их больше самой войны. Так или иначе, грядущий распад Федерации произойдет не потому, что кто-то за границей его хотел или планировал его, но вопреки этим желаниям и планам. Скорее всего, он произойдет и вопреки желаниям большинства российского населения: это не тот вопрос, который решают голосованием.
В России долго, два десятилетия, не происходило ничего существенного. Ее политическую жизнь удалось, как говорили знающие люди в позапрошлом веке, надолго подморозить. Все изменилось в ходе Второй российско-украинской войны, которую можно было и не начинать, особенно тем, кто поклоняется идее Единой России. Но она начата и идет. В вопросе сохранения Федерации настал момент истины.
Век империй давно прошел. Распадаясь в результате войн или восстаний, былые империи дали начало множеству национальных государств, которые когда-то были их колониями. Англо-польский писатель Джозеф Конрад писал, что на свете нет и клочка земли, который раньше не был чьей-то колонией. Англия была римской колоний, а стала метрополией новой Империи. Польша, центр власти в Восточной Европе, была разделена между тремя враждебными государствами. Восточная Пруссия была метрополией и местом коронации, а стала колонией. Еще раньше примерно то же случилось с Татарией. История идет, не подчиняясь правилам. Империи возвышаются и разрушаются, как волны во время шторма. Но все же почти все империи исчезли в XX веке; этот процесс называется деколонизацией. Они проиграли политическую борьбу за существование другим формам государства — национальному и федеративному. Нас сейчас интересует последний: Россия называет себя федерацией, как Германия или Швейцария. На деле она ведет себя как империя эпохи упадка.
Чем отличается федерация от империи? Добровольностью входа и выхода. Империи держат силой, федерации не возражают против самораспада. В XX веке это называли самоопределением вплоть до отделения. Такая норма была записана в Декларации прав народов России, которая была принята большевиками в ноябре 1917-го; потом она как-то исчезла из конституционного творчества. Одни федерации — сборныe или, как говорят ученые, композитныe образования — распались без применения силы. Так случилось с Советским Союзом или с Чехословакией. Распад других, напротив, привел к гражданским войнам с международным участием. Когда-то это случилось с Соединенными Северо-Американскими Штатами, на наших глазах произошло с Югославией. Об империи говорят тогда, когда силы неравны и одна из сторон военной силой навязывает свою волю другой стороне. Но может случиться и так, что распад произошел мирно, но ущемленная гордость и неудовлетворенные амбиции потом ведут к новому насилию; это еще называется реваншизмом. Тогда неизбежна новая война.
Я не призываю к распаду Российской Федерации, я его предсказываю, и это большая разница. Этот распад можно было предотвратить, для этого надо было просто не начинать войну с Украиной. Но реваншизм победил все остальное, даже и привычное чувство осторожности. Распад этой Федерации — сложного, искусственного, крайне неравномерного и все менее продуктивного сообщества — произойдет по вине ее московских правителей, и больше ни по какой причине. Те кто любят Федерацию; те, кто думают, что без нее народам будет хуже, чем было в ней; те, кто считают Единую Россию главной или даже единственной политической ценностью, — всем им винить надо тех и только тех, кто развязал эту войну.
На сколько частей распадется Федерация и будут ли они соответствовать нынешним республикам и губерниям, ее составляющим? Думаю, что сложившиеся на местах аппараты власти, лидеры и, наконец, границы будут играть определенную роль в этом «самоопределении вплоть до отделения». Но будут иметь значение и многие другие факторы — экономические и культурные, внутренние и международные. Новые государства будут разными: одни будут демократическими, другие авторитарными; все они будут связаны со своими соседями, партнерами по торговле и безопасности больше, чем со старыми и постылыми «родственниками». Можно предсказать и то, что обломки других национальных образований, после Второй мировой войны оказавшиеся в составе России, — Восточная Пруссия, Карелия, Курилы — выйдут из этого состава с особой радостью: им будет к кому присоединиться. Можно предсказать и то, что этнические и религиозные отношения в особенно сложных регионах, таких как Кавказ, приведут к новым войнам. Вероятно и то, что неравенство, в последние десятилетия так свойственное России, с распадом Федерации возрастет еще больше: нынешние сырьевые доноры, возможно, станут еще богаче, а получатели их помощи еще беднее. Но последние, наверно, в новых условиях свободы найдут себе творческие применения, начнут торговлю тем, что могут создать только свободные общества, изобретут новые «сравнительные преимущества».
История в любом случае будет продолжаться, и рано или поздно международному сообществу, не терпящему изменений такого масштаба, придется их заметить; слишком уж много крови прольется в противном случае. Тогда, наверно, и состоится Мирная конференция, собранная по образцу той, которую провели в 1918-1919 победители Первой мировой войны в Париже. Россия, заключившая сепаратный мир в Брест-Литовске, к ней не была приглашена, и дело той мирной конференции осталось незаконченным. Посредниками в переговорах будут старые соседи новых стран — Украина и Китай, Норвегия и Польша, Финляндия и Казахстан. Будут играть свои роли и более успешные федерации — Европейский союз, Соединенные Штаты… Спустя столетие новый Евразийский Договор завершит дело, которое не удалось тогда в Версале.
Александр Эткинд, 15.04.2022