Путинское понятийно-мафиозное государство стало перестраиваться в нечто более технологичное
T.me Говорят, — к счастью, сам не наблюдал, — что перед цунами вода отступает от берега, обнажая дно, на котором агонизируют его обычно малозаметные обитатели, привыкшие к комфорту темной глубины.
Судя по всему, нечто подобное происходит сейчас с Россией. Море «русского мира» вдруг схлынуло, обнажив не только всех нынешних придонных тварей, но и остовы давно затонувшего советского deep state.
Назначение Андрея Белоусова имеет много уровней интерпретации, и некоторые из них тоже не лежат на поверхности. Когда в прессе замелькало словосочетание «Группа Бессмертных», я его вспомнил. Интересно, что он был мне там симпатичен, особенно на фоне многих других участников того пула проектов, которые были инициированы в конце 80-х Глебом Павловским и частью которых была эта группа. Он был тем, что в те годы обозначали эвфемизмом «государственник» — впрочем, других там не было.
Это был небольшой кружок, собиравшийся в тихом огороженном высоким забором особнячке в глухом переулке где-то, по-моему, в районе Курского вокзала. Те же люди составили костяк другого проекта Павловского, «Иное», — издания, авторы которого в силу странного стечения обстоятельств, — а может быть, и не случайно, — стали впоследствии родоначальниками многих идеологических течений, развившихся на просторах посткоммунистической России десятилетия спустя, в том числе Белоусов, Цымбурский, Кара-Мурза, Щедровицкий. По-моему, Сергей Медведев, я и Вадим Радаев были самыми молодыми участниками проекта.
С высоты сегодняшнего дня мне кажется, что это был котел, в котором переваривались идеологические останки советского deep state. Надо отдать должное Павловскому: бульон из этой скороварки оказался хорошей заправкой для философии путинизма (впрочем, как и для ее критики). В этом смысле Белоусов представляет собой некий скрытый тренд в эволюции системы, который в условиях войны пробился наружу, как прорываются на поверхность подземные воды после землетрясения. Мы свидетели начала следующего этапа трансформации путинизма – его бюрократической рационализации.
Оказавшись под прессингом (а такая война, в которую вляпался Путин, – шок для системы), путинское понятийно-мафиозное государство стало перестраиваться в нечто более технологичное, более предсказуемое, более эффективное с управленческой точки зрения. Оно делает это не от хорошей жизни, а для того, чтобы выжить. И, кстати, это тот процесс, который пока, к сожалению, так и не удалось запустить в Украине. Мы сейчас наблюдаем попытку глобальной военной перестройки по-путински. Это, в том числе, также ответ системы дугиным и стрелковым (и Пригожину, конечно), полтора года вопившим о необходимости гражданской мобилизации. Она и происходит, просто не так, как это выглядит в фильме «Чапаев».
Эту перестройку Путин как раз и намерен совершить руками остатков советского deep state, одним из представителей которого и является Белоусов. Они будут выстраивать внутри иррационального мира путинизма рациональный механизм управления войной. Можно предположить, что в краткосрочной перспективе это может дать положительный эффект и продлить системе жизнь (что и требуется в условиях перерастания войны в ресурсную). Но в среднесрочной перспективе конфликт между рациональной и иррациональной составляющей путинской системы неизбежен. Он уже заложен в меню, вопрос только в том, станет ли он основным блюдом этого срока или его подадут на десерт в самом конце.