Ты на войне, здесь нет адвокатов
Пытки током, избиения, угрозы изнасилованием и запугивание родственников — неполный список методов, которые российские силовики используют, чтобы добиться нужных им показаний. По крайней мере, так говорят осужденные и их близкие. Би-би-си рассказывает, как это происходит.
Осенью Максиму Иванкину, получившему 13 лет колонии по делу «Сети» — организации, которая была признана в России террористической и запрещена — предъявили обвинение по делу об убийстве в 2017 году под Рязанью Артема Дорофеева и Екатерины Левченко. Иванкин в октябре заявил, что явку с повинной по делу об убийстве у него выбили силой, и отказался от признательных показаний. Другой фигурант дела «Сети» Дмитрий Пчелинцев рассказал, что следователь по рязанскому делу угрожал ему пожизненным заключением, если он не даст показания на Иванкина.
На примере этого дела Би-би-си рассказывает, как в резонансных делах могут появляться нужные для следователей показания.
Предупреждение: текст содержит описание сцен насилия и изображения следов его применения
«Воплотили угрозы в жизнь»
В октябре Максим Иванкин, осужденный на 13 лет по делу «Сети», рассказал, что другие заключенные силой заставили его написать явку с повинной по делу об убийстве под Рязанью жителей Пензы Артема Дорофеева и Екатерины Левченко.
Ранее, 5 сентября, жена Иванкина Анна Шалункина сообщила, что ее мужа вывезли из чувашской колонии номер 9, где он отбывает наказание, в неизвестном направлении. Спустя месяц адвокаты нашли Иванкина в СИЗО-1 в Рязани. Там он рассказал им, что по дороге из Чувашии в Рязанскую область его привезли во Владимир, в тюремную больницу при владимирской ИК-3 — эта колония среди заключенных имеет репутацию «пыточной».
В больнице Иванкина, по его словам, «красные» заключенные (то есть те, кто сотрудничает с администрацией учреждения) били по затылку и почкам, заставляя признаться в убийстве Дорофеева и Левченко. «Когда с меня требовали подписать заявление, я был за отказ от подписания поставлен на растяжку, и меня били в этом положении», — рассказал он адвокату Светлане Сидоркиной, писала «Новая газета».
Как рассказал Иванкин, заключенные в больнице заставили его подписать отказ от оповещения родственников, а следователь в присутствии вызванного адвоката по назначению впоследствии заставил его подписать отказ от его собственного адвоката Карташова. В результате он согласился дать признательные показания — «из опасения за свою жизнь и здоровье».
По его словам, он сообщил оперативникам, что не причастен к убийству Дорофеева и Левченко, но тех не устроила такая позиция, и его заставили переписать от руки написанную ими явку с повинной. Сведения, изложенные в ней, соответствовали версии об убийстве под Рязанью, изложенной в статье «Медузы» (издание включено в реестр СМИ-иностранных агентов) в феврале 2020 года, сказал Иванкин.
«Активисты заставили меня выучить содержание явки с повинной наизусть. До тех пор, пока я им дословно не пересказал, меня не отпускали спать. Приехал следователь и оформил протокол принятия явки с повинной. Проводилась проверка показаний на месте совершения преступления. Все было фарсом, поскольку я не знаю происходившего», — рассказал адвокату Иванкин.
После этого его отправили в Рязань, где с ним стали проводить проверку показаний на месте убийства. По словам Иванкина, он не знал, где оно было совершено, поэтому дорогу к месту преступления ему показывал следователь: «Он мне показывал направление и включал видеозапись, а я повторял его слова».
Когда Иванкина посетили адвокаты, он отказался от признательных показаний. Тем не менее теперь он находится в статусе обвиняемого по делу об убийстве под Рязанью. Ему предъявлено обвинение по части 2 статьи 105 уголовного кодекса, максимальное наказание по которой — пожизненное лишение свободы.
Давление на Иванкина в связи с делом об убийстве под Рязанью силовики начали оказывать еще в прошлом году. В марте 2020 года его адвокат Константин Карташов рассказал «Новой газете», что следователи дважды приходили к Иванкину, который на тот момент находился в СИЗО, и требовали признаться в убийстве.
«Пояснили, что у них есть возможность добраться до Иванкина, пока он находится в местах лишения свободы, в любом месте на территории РФ», — рассказал адвокат.
«Собственно, ожидания оправдались. Как они планировали, так они и сделали. Воплотили свои угрозы в жизнь», — резюмировала в разговоре с Би-би-си жена Иванкина Анна Шалункина.
Убийство под Рязанью
Материал «Пошли четверо в лес, а вышли только двое» был опубликован на «Медузе» 21 февраля 2020 года. В нем говорилось о возможной причастности некоторых пензенских фигурантов дела «Сети» к убийству под Рязанью и наркоторговле. Статья строилась на словах знакомого подсудимых Алексея Полтавца — он утверждал, что вместе с Иванкиным якобы убил 21-летнего Артема Дорофеева и 19-летнюю Екатерину Левченко по указанию Дмитрия Пчелинцева. 3 марта издание также опубликовало монолог Полтавца, в которой он излагает свою версию событий более подробно.
«Получится пожизненное»
Приговор пензенским фигурантам дела «Сети » Приволжский окружной военный суд вынес 10 февраля 2020 года. Дмитрий Пчелинцев получил 18 лет колонии строгого режима по обвинению в создании террористического сообщества и хранении боеприпасов. Илья Шакурский — 16 лет колонии строгого режима по аналогичным статьям.
Остальных пятерых фигурантов дела суд признал виновными в участии в террористическом сообществе. Андрей Чернов получил 14 лет колонии строгого режима, Максим Иванкин — 13, Михаил Кульков — 10. Василия Куксова приговорили к девяти годам колонии общего режима, Армана Сагынбаева — к шести. Чернова, Кулькова и Иванкина также признали виновными в покушении на сбыт наркотиков, Куксова — в хранении оружия.
Суд посчитал доказанным, что подсудимые — антифашисты и анархисты — входили в межрегиональное террористическое сообщество «Сеть», члены которого собирались с оружием в руках поддержать массовые протесты против власти. В ожидании подходящего для этого момента, считает ФСБ, они тщательно готовились: приобретали оружие и проводили в лесу тренировки, на которых обучались тактике нападений. При этом о подготовке какого-либо конкретного нападения или теракта в деле, фигуранты которого получили до 18 лет лишения свободы, речи не идет.
Сами осужденные категорически отрицали свою вину. Согласно их позиции, террористического сообщества «Сеть» никогда не существовало, а все дело было построено на признательных показаниях, данных под пытками, и фальсификациях со стороны ФСБ; нелегальное оружие им было подброшено силовиками, а тренировки в лесу, которые ФСБ выдает за подготовку к нападениям, были обычными походами и страйкбольными играми, которые снимали на видео сами же участники.
На Пчелинцева давление в связи с материалом «Медузы» началось по прибытии в СИЗО Кирова, куда его привезли перед отправкой в кировскую ИК-27, говорит его мать Светлана Пчелинцева.
«Его уже там начальник СИЗО встретил со статьей «Медузы». Сказал, мол, привет, мы про тебя все знаем. Во время нахождения Димы в СИЗО его посещали члены ОНК. Они пообщались с Димой, он сказал, что в целом все у него нормально, спокойно. Но тем не менее он прекрасно понимает, для чего ему это говорят, и готов к любому повороту событий», — рассказала она Би-би-си.
В августе этого года в колонию к Пчелинцеву пришли двое следователей, один из которых ведет как раз дело об убийствах под Рязанью.
«Он мне начал угрожать тем, что если я не дам показания против Максима Иванкина, то они придумают и мне какое-нибудь обвинение. Намекал на то, что если сколько угодно к моему сроку прибавить, то получится пожизненное. Что все остальные, кто дает показания, дадут показания против меня, и они смогут сфабриковать любые доказательства. И что дело «Сети» должно было научить меня тому, что они это умеют и этого стоит бояться», — рассказал он Би-би-си (во время интервью со Светланой Пчелинцевой сын позвонил ей из колонии, и корреспондент Би-би-си смог побеседовать с ним по телефону).
«Мы любое дело легко сляпаем»
По словам Пчелицева, следователи сказали ему, что собираются сначала «работать с Иванкиным», а потом — «работать точно так же» и с ним: «Я спрашиваю: как — так же? И через месяц я понял, что они имели в виду, когда Максима вывезли [из колонии] и нашли во Владимире. Там он подписал все признательные показания, лишь бы прекратить насилие».
Пчелинцев также рассказал, что в середине ноября следователь передал ему свои угрозы через сотрудника колонии. «Он мне передал, что либо я даю показания на Максима добровольно, либо меня вывозят. Вывозят ясно для чего, потому что Максима вывезли и пытали. Естественно, это был намек на то, что меня вывезут и будут пытать», — рассуждает Пчелинцев.
15 июня следователь по делу об убийстве под Рязанью приехал в удмуртскую ИК-5 к Андрею Чернову. Следователь потребовал от Чернова «подумать, какие показания он будет давать на Иванкина», и угрожал, что если тот не придумает их к следующему приезду, то «пойдет подельником» и ему добавят срок, рассказал Би-би-си его отец Сергей Чернов.
По его словам, сын передал ему следующее высказывание следователя: «Ты же понимаешь, что 14 лет получил ни за что, понимаешь, что мы любое дело легко сляпаем». На вопросы следователя Андрей Чернов без адвоката отвечать отказался.
До этого, в мае этого года, следователь приезжал к Арману Сагынбаеву, который отбывает наказание в самарском ЛИУ-4. «Он его заставлял дать показания на Иванкина. А он ребят убитых вообще не знал. Следователь ему сказал: «Ты же знаешь, что сидишь ни за что по этому делу [«Сети»], и ты прекрасно знаешь, что мы можем еще на тебя повесить какие-то дела. Вывезем тебя в Пензу, и по дороге ты сам подпишешь, что было и чего не было», — рассказала Би-би-си мать Сагынбаева Елена Стригина.
Несколько месяцев назад врач сказал Сагынбаеву, что он вылечился от туберкулеза и что его скоро этапируют из ЛИУ в обычную колонию, рассказывает его мать. Но сама она не верит в то, что сын поправился: «Он еще болен, и вид у него ужасный. Почему, куда его собираются увозить, — непонятно. Запросила копию медкарты — не дают».
«Мы опять ждем, что наших детей будут пытать»
«Самое страшное — мы опять живем в ожидании того, что наших детей будут пытать, а с Максимом Иванкиным это уже случилось. Повторяется все то же, что было в деле «Сети», по примеру которого мы знаем, что доказать пытки в России невозможно, за исключением лишь тех случаев, когда видео пыток становится достоянием общественности», — говорит Светлана Пчелинцева.
«Они [следствие] всеми своими действиями показывают, что они будут выбивать [показания], будут добиваться их любыми способами: через пытки, через шантаж, через угрозы. И нет уверенности, что кого-то ещё из пацанов так же, как Макса, не вывезут и не подвергнут всему этому. Сидим все, как на иголках, и ждём, что будет завтра», — говорит Сергей Чернов.
Дело «Сети» называют одним из самых известных «пыточных» дел в России. Почти все подсудимые как в Пензе, так и в Петербурге (там по делу «Сети» были осуждены трое — Игорь Шишкин, Виктор Филинков и Юлий Бояршинов), заявляли, что к ним применялись пытки, в результате которых им пришлось оговорить себя и друг друга. Пчелинцев, Шакурский, Сагынбаев и Филинков заявляли, что для того, чтобы выбить из них нужные показания, силовики пытали их электрическим током. Почти все подсудимые позже от своих показаний отказались.
Василий Куксов — единственный из фигурантов, кто отказался давать признательные показания и воспользовался 51-й статьей Конституции, несмотря на избиения и угрозы, о которых он позже заявил в суде. «Когда я услышал, что в соседнем кабинете звучат Васины стоны от боли, я не мог в это поверить, потому что готов был увидеть в тот день среди задержанных кого угодно, но только не его», — вспоминал Шакурский в своем открытом письме, которое опубликовало издание «7х7».
«Вася заплатил огромную цену за свою честность и платит ее до сих пор, оставляя свое здоровье в заключении (в заключении у Куксова диагностировали открытую форму туберкулеза, вылечился он совсем недавно — прим. Би-би-си). Я считаю, что он является одним из тех, кто снова доказывает всем, насколько важно оставаться человеком в любой, даже самой непростой ситуации», — писал Шакурский.
Шакурский — самый молодой фигурант дела «Сети». Его задержали одним из первых в октябре 2017 года, когда ему был 21 год. Его мать Елена Богатова увидела сына первый раз после задержания в ноябре — в здании пензенского управления ФСБ. Тогда, по ее словам, она поняла, что сына пытали. Богатова до сих пор не может вспоминать события четырехлетней давности без слез.
«Я как раз первый раз его тогда увидела. Я вошла, и мне сразу все понятно стало по его глазам. Что там действительно что-то произошло. Боль и страх. Его взгляд тогда — он обо всем говорил. Больше ничего не надо», — рассказывает она.
«Если Илюшу на допрос привозили в ФСБ, я туда приходила. Стояла просто около забора. Если вдруг поведут его, чтоб хотя бы увидеть, — вспоминает Богатова, — В какой-то момент ко мне вышел оперативник и говорит: «Пусть подписывает [признательные показания], пока живой. Он живой же. А то его и изнасиловать могут, и все, что угодно может произойти». Кто-то может и сильней меня, а мне этих слов тогда хватило», — вспоминает Богатова.
В конце ноября или декабре (точную дату она не помнит), когда Богатова в очередной раз стояла возле здания спецслужбы, к ней вышли и пригласили внутрь. Помня про угрозы оперативника, она стала на коленях умолять сидевшего перед ней сына, чтобы он снова подписал признательные показания: «Я говорю: «Илюш, подписывай». Ревела, на колени упала перед ним. Он сам не выдержал, плачет. Говорит: «Мам, я же не виноват ни в чем». Я говорю: «Я знаю. Знаю, что не виноват. Я хочу, чтобы ты у меня живой был».
По мнению Шакурского, встретиться с матерью ему тогда разрешили специально — после встречи он понял, что сотрудники ФСБ могут сделать все что угодно не только с ним, но и с его родителями. «Потому что я видел, до какого состояния она [мать] была доведена», — позже объяснял он в суде.
После этой встречи Шакурский продолжил подписывать признательные показания, которые ему давали следователи. Он отказался от них в мае 2018 года.
В том же месяце от своих показаний, данных под пытками, отказался Дмитрий Пчелинцев. Но сделал он это не сразу. По его словам, после первого отказа от них он снова подвергся пыткам током, после чего на камеру отказался от заявлений о пытках и вернулся к первоначальным показаниям. Во время пыток ему в рот засовывали кляп, который он во время электрических разрядов настолько сильно сжимал зубами, что в результате они начали крошиться, говорил он.
Сагынбаев рассказал о пытках адвокату в конце мая 2018 года, но запретил юристу обнародовать эту информацию и подавать какие-либо заявления о пытках в правоохранительные органы.
Как рассказывает его мать Елена Стригина, после задержания у ее сына отобрали жизненно необходимые лекарства, которые ему нужно принимать каждый день (у Сагынбаева диагностирован ВИЧ — прим. Би-би-си). Стригина уговаривала сына не отказываться от показаний подольше — боялась, что ему снова перестанут давать лекарства.
Кроме того, по словам Стригиной, силовики угрожали Сагынбаеву, что придут в квартиру, где живет его маленькая дочь: «Ему конкретно называли адрес, где живет его дочь. Говорили: «Если ничего не подпишешь, то наведаемся туда».
Сагынбаев отказался от признательных показаний в сентябре 2018 года, когда его дочь вместе с бывшей женой покинула Россию.
На момент, когда в ноябре 2017 года в Пензе по делу «Сети» задержали слесаря-сборщика Андрея Чернова, его брат-близнец Алексей, с которым они вместе работали на одном предприятии, был в Москве. Их отец Сергей Чернов считает, что это и спасло его от ареста — если бы тот был в Пензе, братьев, по его мнению, задержали бы вдвоём.
«Мы думаем, что Алешку оставили именно как инструмент давления на Андрея. Оперативник ФСБ ему так и заявлял: не будешь с нами сотрудничать, не подпишешь, не согласишься — брат сядет рядом, — рассказывает Чернов, — А для Андрея Алёша — это все. Они с самого детства вместе, братья-близнецы».
О том, что после задержания его подвергали пыткам и избиениям, Чернов не сразу рассказал — не хотел, чтобы его мать переживала ещё и из-за этого, вспоминает Сергей Чернов: «Как Пчелинцева или Шакурского [током] Андрея не пытали. Хотя Андрей у нас просто такой, что не всегда обо всем рассказывает, жалеет мать. Он и про то, что его истязали и избивали, рассказал намного позже. Мне он раньше рассказал, но мы берегли маму и ее нервы».
Виктор Филинков при первой же встрече заявил своему адвокату Виталию Черкасову, что собирается отказаться от показаний и готов подать заявление о пытках в СК, вспоминает Черкасов.
«Когда я первый раз к нему пришел, то, зная о том, что к нему применялся электрошокер, я попросил его обнажить части тела, где были эти следы. И когда он это сделал — показал следы на бедре, на животе, на груди… Вы знаете, я непроизвольно встал и несколько минут ходил по кабинету. Я находился в шоке», — вспоминает адвокат Филинкова.
«Я многое повидал на своем веку, я видел многие телесные повреждения, причиненные сотрудниками правоохранительных органов. Но здесь я был в шоке, во-первых, от рассказа, что ему пришлось пережить, а во вторых — от этих следов. Я видел следы и понимал, что его просто жарили этим шокером, длительно, чтобы сломить его волю к сопротивлению, запугать его до такой степени, чтобы он повторил все, что от него требовалось на тот момент», — продолжает юрист.
По словам Черкасова, Филинков рассказывал ему, что за признательные показания силовики обещали ему «более-менее приемлемый срок в приемлемых условиях», а за отказ их давать угрожали ему, что создадут ему невыносимые условия отбывания наказания — и по более серьезному сроку.
«То, что произошло с Виктором после того, как он прибыл в ИК-1 Оренбурга, дает мне право полагать, что такое предупреждение ему действительно было», — замечает Черкасов.
Филинков, осужденный по делу «Сети» на семь лет общего режима, прибыл в оренбургскую колонию 12 августа после полутора месяцев этапа. В колонии его сначала две недели держали в одиночной камере на «карантине», а потом дали семь дисциплинарных взысканий подряд, из-за которых его фактически не выпускали из штрафного изолятора. После этого Филинкова еще на месяц поместили в ПКТ — помещение камерного типа.
«Не поверю, что сотрудники колонии по своей прихоти стали отслеживать каждый шаг Вити и каждую неделю подвергать его дисциплинарным взысканиям. Я допускаю, что они могут так действовать не по своей инициативе», — считает Черкасов.
«Смысла бодаться нет»
Главным свидетелем обвинения на процессе по делу «Сети» был одногруппник Шакурского Егор Зорин. Его первым задержали в Пензе в октябре 2017 года — по официальной версии, по делу о наркотиках. На допросе Зорин якобы решил рассказать полицейским о существовании террористического сообщества «Сеть» — его явка с повинной стала формальным поводом для возбуждения пензенского дела «Сети», а затем петербургского.
Именно Зорин первым дал показания на остальных фигурантов дела. После этого его отпустили из-под ареста и перевели в статус свидетеля по делу. Во время допроса в суде Зорин старался не смотреть в сторону аквариума, в котором сидели в том числе его друзья, против которых он дал показания. На одном из последний заседаний в суде Куксов рассказал, что однажды их вывозили на следственные действия вместе с Зориным, и тот во время личного разговора рассказал, что его тоже пытали током: «Я спросил его, почему он об этом не говорит, он ответил — «И ты никому не говори, иначе они снова придут».
Петербургских фигурантов дела «Сети» — антифашистов Виктора Филинкова, Юлия Бояршинова и Игоря Шишкина — задержали в январе 2018 года с разницей в несколько дней. Все они выбрали разные тактики. Виктор Филинков заявил о примененных к нему пытках и отказался от показаний. Юлий Бояршинов полностью признал вину. Игорь Шишкин признал вину и заключил сделку со следствием, в рамках которой дал подробные показания о роли каждого участника «Сети».
В результате Филинкова приговорили к семи годам колонии общего режима, Бояршинова — к пяти годам и трем месяцам, а Шишкин, которого из-за сделки со следствием судили отдельно от других, получил 3,5 года колонии. Летом 2021 года он вышел на свободу и сразу уехал из России, попросив политическое убежище в одной из европейских стран.
После отъезда из России Шишкин, никогда прежде публично не говоривший о том, что к нему применялись пытки, в интервью «Медиазоне» (внесена в России в реестр СМИ-иностранных агентов) подробно рассказал о том, как его пытали после задержания. По словам Шишкина, его отвезли в лес, где связывали «ласточкой» (то есть пристегивали наручниками ноги к рукам за спиной), били и подключали к нему провода, пуская по ним ток. «На этом этапе я сломался, потому что понял окончательно, что они будут делать со мной все, что угодно, так долго, как им потребуется», — рассказал он.
Шишкин — единственный фигурант дела «Сети», заключивший сделку со следствием. Сделать это он решил, когда взвесил все «за» и «против», рассказал он Би-би-си: «Понимая, что из всех уже выбили первоначальные показания, понимая, как в России устроена судебная и следственная система, понимая, что нас все равно закроют, и никакого смысла бодаться нет».
Свои признательные показания он подписал после того, как его привезли из леса. По его словам, происходило это следующим образом: «Тебя привозят из леса, следователь задает тупые вопросы, пишет ответы на них, которые ему нужны, это распечатывают и дают тебе подписать».
«Потом уже, когда заключали досудебку, я подтвердил эти показания чуть более развернуто, но ничего сверхнового в них уже не было. Это тоже был один из факторов того, почему я согласился [на сделку]. Потому что я уже дал эти показания, и они так и так будут учтены», — рассказал он.
Когда другие фигуранты дела стали заявлять о пытках, Шишкин, по его словам, сначала тоже думал так поступить, но в итоге решил придерживаться изначально выбранной стратегии: «Глупо было прыгать туда-сюда. Если уж выбрал такую тактику, то я ее придерживаюсь. Всем, кому было нужно, и так было понятно, что пытки были. Это без всяких заявлений было понятно из осмотра ОНК».
27 января 2018 года, через два дня после задержания Шишкина, его посетили в СИЗО члены ОНК Санкт-Петербурга Яна Теплицкая и Екатерина Косаревская. Именно они первыми зафиксировали следы пыток у фигурантов дела «Сети» и рассказали о них общественности. У Филинкова они зафиксировали многочисленные следы ожогов от электрошокера на бедре и в области грудной клетки, а также гематому на щиколотке. Филинков пояснил правозащитницам, что получил эти повреждения в машине, в которую его после задержания посадили сотрудники ФСБ.
У Шишкина члены ОНК зафиксировали большую гематому вокруг левого глаза (во время медосвидетельствования врачи диагностировали, что у Шишкина сломался кусок кости и застрял между глазницей и пазухой в запекшейся крови), синяк вокруг правого глаза, разбитую нижнюю губу, ожог на тыльной стороне ладони.
Во время следующего посещения через шесть дней Шишкин согласился, чтобы члены ОНК осмотрели его раздетым. В результате у него зафиксировали многочисленные ожоги на всей поверхности спины и на бедре — «предположительно от электрических проводов», заключили Теплицкая и Косаревская. Шишкин тогда объяснил членам ОНК, что гематомы получил «на тренировке», а на вопрос, откуда взялись многочисленные ожоги на его теле, ответил, что не помнит.
В июне 2018 года, когда почти все фигуранты «Сети» уже заявили о примененных к ним пытках, российский омбудсмен Татьяна Москалькова посетила в петербургском СИЗО-3 Шишкина, которому заявить о пытках не позволяла сделка со следствием. «Я ей сказал: «Я вам ничего не могу сказать. Поговорите с другими ребятами из нашего дела», — вспоминает он их встречу. Однако Шишкин остался единственным фигурантом «Сети», к кому приезжала Москалькова.
В интервью «Медиазоне» Шишкин рассказал, что у него была возможность обсудить выбранные позиции с Филинковым, Бояршиновым, Пчелинцевым, Иванкиным и Сагынбаевым (с кем-то они вместе ехали на очные ставки, с кем-то — вместе по этапу): «Я выразил свою позицию, они — свою: шанс повлиять на гражданское общество, наша невиновность и прочее. Мы друг друга выслушали, я сказал, что не готов жертвовать еще больший кусок своей жизни и здоровья на эти эфемерные цели, мы обнялись, поддержали друг друга, и продолжили общение на другие темы. Претензий от них я никаких не услышал».
«Ребята получили свои сроки из-за своих показаний, из-за своих действий, из-за моих показаний в том числе. Ребята получили такие сроки, потому что выбрали такой путь, как помягче сказать, путь героизации. Это их право и их же ответственность. Если рассматривать с моральной точки зрения, то это субъективный выбор каждого. Не мне их судить, и не им судить меня. Мы этого и не делаем. Мы в нормальных отношениях и все друг друга понимаем. Насчет всех я не уверен, так как со всеми я давно не общался», — сказал Шишкин Би-би-си, добавив, что поддерживает сейчас связь с некоторыми фигурантами дела.
«Слишком поздно заявил об очевидном»
По словам Шишкина, у него все еще есть возможность официально заявить о том, что к нему применялись пытки: «Следы от электрошокера хранятся несколько лет. Плюс есть заключение ОНК. Но кому это надо? Мне писал [адвокат Филинкова Виталий] Черкасов, хотел эту тему как-то раскачать, но потом посоветовался со своими коллегами, и сказал что ничего не выйдет. Если они решили, что нечего здесь ловить, то я не хочу этим заниматься, если честно. Не вижу смысла просто никакого».
Черкасов объяснил Би-би-си, что как адвокат Филинкова он заинтересован в том, чтобы как можно больше фигурантов «Сети» заявляли о примененных к ним пытках. Он связался с Шишкиным после того, как прочел его монолог на «Медиазоне», в котором тот рассказал о пережитых пытках, и предложил ему пройти тот же путь, который они уже прошли со своим подзащитным — подать заявление о пытках в российские следственные органы, получить от них отказ, обжаловать его и подать затем жалобу в ЕСПЧ.
«Шишкин сказал, что он готов. Получив его согласие, я стал консультироваться с юристами, которые имеют опыт работы с ЕСПЧ по такого рода делам. Они мне сказали, что да, можно затратить время на подачу заявления, на обжалование отказов в возбуждении дела, пройти на национальном уровне судебные органы. Но у Европейского суда же есть прецедентная практика по такого рода делам, и уже есть прецеденты, когда ЕСПЧ не принимал жалобу к рассмотрению, потому что заявитель несвоевременно, слишком поздно стал восстанавливать свои права. А в случае с Шишкиным именно это и произошло», — объяснил Черкасов.
«К сожалению, слишком поздно Шишкин заявил об очевидном, хотя это изначально было понятно, что он больше всех пострадал из фигурантов петербургского дела, — продолжил Черкасов, — Но он избрал такую тактику на период предварительного следствия и судебного разбирательства, что он не будет сообщать об этом».
Когда Теплицкая и Косаревская посетили Шишкина в СИЗО, они поняли, что он не против, чтобы они осмотрели его и сами увидели на нем следы пыток, хоть и не мог прямо о них рассказать, вспоминает Теплицкая: «Он, конечно, давал это понять. Не хотел бы — не раздевался. Он балансировал между тем, чтобы не обидеть ФСБ и сотрудников ФСИН, но при этом дать нам то, что он может дать».
«Понятно, что в случае с Шишкиным были два фактора: и возможность того, что прокуратура скажет, что он не соблюдает свою сторону сделки со следствием, и опасения, что то, что с ним делали, могут повторить», — продолжила Теплицкая, — Он не рассказывал конкретно, как он получил эти раны, но охотно их продемонстрировал, когда такая возможность появилась. Был эпизод, когда мы ему показали распечатку «Медиазоны» с описанием пыток Пчелинцева, и он каким-то способом дал понять, что с ним происходило примерно это. Показал палец и сказал, что надеется, что люди на воле понимают, что он выбрал такую позицию из-за вот этого».
Люди в СИЗО и колониях полностью находятся во власти силовиков и в большинстве случаев не делают того, что им может не понравиться из чувства страха, говорит Теплицкая. Поэтому, по ее словам, очень редко членам ОНК удается зафиксировать свежие следы пыток. Причина этого проста — люди не раздеваются. Когда члены ОНК впервые посетили Филинкова, они тоже сначала не нашли на нем следов пыток. Все следы от электрошока на нем были под одеждой, и он решился показать их правозащитникам, только когда они посетили его повторно. «Сколько людей мы видели со следами под одеждой и не знали, что они там есть, неизвестно», — замечает Теплицкая.
«20-го декабря я ваш отдел поджигал»
В ночь на 20 декабря 2009 года (в этот день в России отмечается день работника органов безопасности — профессиональный праздник ФСБ, ФСО и СВР) группа молодых людей бросила несколько бутылок с зажигательной смесью в окно отдела ФСБ по Юго-Западному округу Москвы. На YouTube до сих пор можно найти видео с этой акции, в самом начале которого авторы издевательски поздравляют сотрудников ФСБ с профессиональным праздником. За 12 лет видео набрало меньше 20 тысяч просмотров и всего восемь комментариев. В здании на момент поджога никого не было. Как позже установят, ущерб от него составил 10 тысяч рублей — сгорели несколько стульев. Однако снявший акцию на видео и выложивший его в интернет Иван Асташин отсидел за нее 10 лет.
На тот момент Асташину было 17 лет. За три года до этого он увидел в московском метро листовку про резонансное убийство кавказцами двух местных жителей в Кондопоге и стал симпатизировать националистам, а позже даже вступил в Движение против нелегальной иммиграции (ДПНИ), которое тогда еще было легальным (ДПНИ было признано экстремистским и запрещено с 2011 года). Но уже к 17 годам его стала больше интересовать проблема противостояния человека и государства, нежели вопросы миграции, хотя он все еще продолжал считать себя националистом (причислять себя к ним Асташин перестал уже в колонии).
Идея акции с поджогом отдела ФСБ пришла Асташину на фоне общения с активистами НБП (партия признана в России экстремистской и запрещена), вспоминает он. «Но из нацболов никто не хотел участвовать именно в такой акции. Они считали, что «коктейлями Молотова» не надо ничего закидывать, что это слишком радикально. Они наверно понимали, что за это можно попасть в тюрьму на большие сроки. А мне было 17, я думал, что я неуловимый, и меня не поймают — я не нацбол, нигде не светился, меня эшники не пасут. Думал, что пойдем без телефонов, в масках, никто ничего не узнает», — вспоминает свои рассуждения Асташин. В итоге он провел акцию со своими знакомыми.
По факту поджога отдела ФСБ сначала возбудили дело о порче имущества — расследование по этой статье, согласно УПК, должно проводить МВД. Но Асташина и его подругу Ксению Поважную спустя 2,5 месяца после акции пришли задерживать сотрудники ФСБ.
«Сотрудники ФСБ обычно не представляются: «Это сотрудники ФСБ, откройте дверь». В нашем случае они позвонили в дверь и сказали: «Это участковый, ваши соседи жалуются, что у вас громко играет музыка». А мы в это время уже спали. Ксюша открыла дверь, я ничего не успел понять, и уже лежу лицом в пол, за спиной щелкают наручники, меня уже пинают, кричат что-то», — вспоминает он.
После этого его в наручниках вывели из дома и посадили в машину, натянув ему на глаза шапку. Какое-то время ехали молча, потом начались удары по голове, рассказывает Асташин: «Основной их вопрос был — где я был 20 декабря. Я сначала молчу, ничего не говорю, потом начинаю отвечать, что мне нужен адвокат. Они говорят: «Какой, ****** [к черту] адвокат?! Ты нам объявил войну, ты на войне, здесь нет адвокатов». Я понимаю, что какая-то жесть происходит, и прекращаю с ними разговаривать. Они продолжают меня бить».
Когда Асташина увезли, его подруга Поважная осталась в квартире. Позже он узнал, что оставшиеся с ней силовики били ее по голове бутылкой с маслом (в результате у нее зафиксировали сотрясение мозга) и угрожали.
Тем временем машина, в которой везли Асташина, остановилась. «Я сижу, ничего не вижу, потому что на глаза надвинута шапка, — рассказывает он, — Потом чувствую: что-то холодное в носки засовывают, как будто какие-то металлические пластинки. И ощущаю разряд тока в ноги. Такой прям ощутимый разряд, пробивало где-то по пояс. Но когда бьют в ноги — это достаточно жестко, шокирует, встряхивает, но терпеть можно».
Какое-то время его еще «побили в ноги», вспоминает он, а потом отсоединили провода от ног и присоединили к голове, под шапку: «В голову когда током бьют — это какой-то ад. Ощущение, что голова — это чугунный шар, и по нему бьют кувалдами. Голова просто раскалывается, это практически нереально терпеть. Ты даже вздохнуть не успеваешь между этими разрядами тока».
По словам Асташина, параллельно с этим его запугивали — угрожали, что будут пытать и изнасилуют его подругу, что поместят его в пресс-хату СИЗО, рассказывали про пытки, которые применяют против боевиков на Северном Кавказе, а также показывали фотографии.
«Я запомнил две пытки, [о которых они говорили]. Одну они называли «Звонок другу» — это когда один провод полевого телефона (по некоторым данным, для пыток током используют военно-полевой телефон ТА-57) прицепляют к члену, а другой — к уху. И ток проходит через все тело. А другую они называли «сходить в гости к другу» — это когда человека якобы сажают в одну клетку с волком», — рассказывает он.
«После головы они, кажется, собирались уже к половым органам ток подключать, и параллельно все эти угрозы шли. В тот момент я сдался и говорю: «Ладно, 20-го декабря я ваш отдел поджигал, давайте прекращайте это все», — вспоминает Асташин.
«Бессилие, безволие, и ты уже готов подписывать все»
Сначала Асташина и Поважную отпустили под подписку о невыезде, но вскоре снова задержали и арестовали, другие участники акции на тот момент уже сидели в СИЗО. Дело переквалифицировали со статьи о порче имущества на хулиганство. В изоляторе в то время также сидела группа молодых националистов, на счету которых было семь поджогов, в том числе поджоги нескольких торговых ларьков мигрантов и отдела полиции (все поджоги обошлись без жертв и пострадавших). Асташин говорит, что был знаком с некоторыми из них, и, когда еще они все были на свободе, проговорился им о проведенной акции с поджогом ФСБ.
«Они сначала задержали тех ребят, у которых семь поджогов было, а я им, грубо говоря, похвастался как-то. И они, видимо, тоже под пытками сказали, что я причастен к поджогу ФСБ», — рассуждает Асташин.
Другую группу тоже сначала обвиняли в порче имущества, через полгода переквалифицировали статью на хулиганство, а еще через полгода следователь стал по очереди вызывать всех обвиняемых к себе и переквалифицировать каждому обвинение на терроризм (статья 205 УК). Асташин стал морально готовиться к тому, что их группе тоже переквалифицируют обвинение за поджог отдела ФСБ.
«Так получилось, что меня следовательница вызвала самым последним, и вменила не просто одну 205-ю по этому эпизоду [поджога ФСБ], а восемь 205-х — то есть мой эпизод и семь эпизодов тех ребят. Дела объединили, все квалифицировали как ОПГ, а меня — как ее руководителя, — рассказывает Асташин. — Мне пришили те эпизоды, в которых я не участвовал и о которых знать не знал. О чем-то я читал в интернете, но про последние их похождения я вообще не знал. У них были поджоги и ментовок, и поджоги торговых точек мигрантов. Я даже не знал о них, а мне вменили организацию этого».
Так появилось «дело АБТО» — Автономной боевой террористической организации (запрещена в России), которой, по утверждению фигурантов дела, не существовало в реальности.
Асташин признал вину только в участии в акции против ФСБ, но не признавал по остальным пунктам обвинения. Другие участники акции тоже признавали свою вину по этому эпизоду, остальные фигуранты — по своим поджогам. Никто из фигурантов дела не признавал вину в терроризме и совершении террористических актов, а также факт наличия ОПГ, они требовали переквалифицировать обвинение на порчу имущества или хулиганство, рассказывает Асташин.
«У нас адвокаты поднимали практику по подобным делам — где были поджоги милиции, милицейских машин, в то время — в 2009-2010 годах — такого было достаточно много. Все такие поджоги квалифицировались либо как порча имущества, либо как хулиганство. По терроризму ничего не проходило», — говорит он.
Кроме того, Асташину вменили еще один эпизод, который, по его словам, был полностью выдуман силовиками, и явку с повинной по которому он написал под пытками во время повторного задержания — якобы он собирался устроить теракт на электростанции на шоссе Энтузиастов в Москве.
«Меня тогда везли в микроавтобусе, и по дороге говорят: «Ну, рассказывай». Я отвечаю: «А чего рассказывать? Поджег отдел ФСБ». Они говорят: «А про электростанцию ничего не хочешь рассказать?». А я вообще не понимаю, что за электростанция. Они объясняют: «Электростанция, которую вы хотели взорвать», — рассказывает он.
После этого его стали бить, душить и выкручивать суставы, а также снова угрожали изнасиловать его подругу, вспоминает Асташин. «Во второй раз было просто такое чувство бессилия, что ты у них в руках, и ничего не сможешь сделать. Бессилие, безволие, и ты уже готов подписывать все, что тебе дадут», — вспоминает он.
Большинство фигурантов «дела АБТО» получили длительные сроки лишения свободы. Асташин, которого суд признал лидером АБТО, сначала получил 13 лет лишения свободы, но позже апелляционный суд сократил этот срок до 9,9 лет колонии строгого режима. Ксению Поважную суд приговорил к восьми годам колонии общего режима, позже этот срок сократили до четырех лет. Асташина суд также признал виновным по статье 282 УК РФ (возбуждение ненависти либо вражды) за то, что выложенное на YouTube видео с акции он сопроводил той самой издевательской заставкой. По словам Асташина, многие фигуранты дела писали в жалобах на приговор о примененных к ним пытках.
«Не надо легитимизировать всю эту систему»
«Я, конечно, никого не осуждаю, кто под пытками признался в чем-то или дал показания на кого-то, — подчеркивает Асташин. — Потому что я не знаю, кем надо быть, чтобы выдержать пытки ФСБ. Но я считаю, что как только появляется первая возможность, надо заявлять о пытках и отказываться от показаний. Конечно, как правило, это не повлияет уже на дело. У нас такова судебная практика, что явки с повинной и показаний каких-нибудь засекреченных свидетелей достаточно для того, чтобы человека обвинить в чем угодно. Но не надо легитимизировать всю эту систему и подтверждать все это».
Асташин официально заявил о пытках в конце января 2011 года, на допросе спустя месяц после второго задержания. После 30-дневной проверки ему выдали отказ в возбуждении уголовного дела, в котором говорилось, что его заявление о применении к нему пыток было «полностью опровергнуто» сотрудниками уголовного розыска ГУВД по Москве и управлением ФСБ по Москве и Московской области.
Заявления фигурантов дела «Сети» о применении к ним пыток остались нерасследованными. В приговоре Приволжского окружного военного суда, который приговорил фигурантов «Сети» к срокам от 6 до 18 лет лишения свободы, говорилось, что «заявления подсудимых о применении к ним недозволенных методов ведения следствия являются надуманными, данными в соответствии с избранной защитой позицией».
После посещения Шишкина Теплицкая и Косаревская направили заявления о том, что на нем обнаружены следы пыток, в СК, прокуратуру и уполномоченным по правам человека, даже несмотря на то, что на пытки он не жаловался. Пытки в отношении него расследовать тоже не стали.
«В отличие от ЕСПЧ, который в той ситуации не стал защищать права Игоря, потому что не действуют против воли человека, мы [ОНК] можем действовать против воли человека, если считаем это правильным. И на мой взгляд, это достаточно важное право членов ОНК — действовать без заявления или без озвученного человеком желания», — говорит Теплицкая.
«В большинстве случаев мы, конечно, считаем, что людям виднее, и если нам говорят: «Не надо, мне это повредит», в большинстве случаев мы, конечно, не действуем против желания человека», — добавляет она.
«Есть много ситуаций, когда правила приличия требуют спросить мнение человека, но понимание того, что человек в заложниках, диктует противоположное: мы всегда говорим, что нас не интересует отказ человека общаться с ОНК, мы все равно будем с ним говорить, а он может молчать (нам часто приносят письменные отказы от встречи). Мы фиксируем телесные повреждения, которые видим, независимо от мнения человека и даже если он говорит, что упал сам», — рассуждала Теплицкая на эту тему в 2018 году.
В октябре 2019 года стало известно, что Теплицкую и Косаревскую не взяли в новый состав ОНК Санкт-Петербурга.
По словам Теплицкой, правозащитникам на данный момент пока что известно только об одном случае, когда сотрудник ФСБ был осужден за применение пыток при исполнении: в сентябре 2019 года суд в Петербурге приговорил к четырем годам колонии общего режима бывшего офицера ФСБ Илью Кирсанова, который во время обыска воткнул бизнесмену Игорю Саликову охотничий карабин «Тигр» в задний проход.
20 декабря в Госдуму внесли законопроект об усилении наказания за пытки, организованные представителями власти. В нем предлагается увеличить максимальную ответственность за них с восьми до 12 лет лишения свободы, переведя их таким образом в категорию особо тяжких.
Юрист «Комитета против пыток» Дмитрий Казаков в разговоре с Би-би-си назвал законопроект «сырым и недостаточно проработанным» — «просто сделали, чтобы сделать».
По его словам, главные проблемы законодательства против пыток — не недостаточно суровое наказание за них, а неэффективное расследование жалоб о пытках и отсутствие неотвратимости наказания, и эти проблемы нельзя решить простым изменением уголовного кодекса. «Наказание эффективно и работает тогда, когда реализуется принцип неотвратимости наказания. Какой смысл в наказании до 12 лет, если дела не доходят до суда?», — говорит он.
В конце августа этого года «Комитет против пыток» выпустил доклад о том, как в России расследуются жалобы о пытках. По данным авторов доклада, 43% силовиков, осужденных за пытки, получили условные сроки, а средний реальный срок составил около четырех лет. По половине жалоб на пытки заявителей комитета возбуждения уголовного дела добиться не удалось. Сколько в России людей, которых пытали, но которые не стали заявлять о пытках и жаловаться на них, посчитать невозможно.