Разумеется, никто не ждал, что зюгановская КПРФ вдруг вспомнит славные революционные традиции своих далеких политических предков и возглавит протестное движение под старым добрым лозунгом «Долой самодержавие!». От первых большевиков Зюганов и его подручные далеки примерно так же, как г-н Гундяев от первых христиан. Я вовсе не хочу сказать, что первые христиане или первые большевики были белые (красные) и пушистые. Но они были просто совсем другие.
Поэтому опасения олдовых либералов, что дай только КПРФ волю — и она вновь зальет страну кровью, лишены оснований. Нет на это драйва у насквозь конформистской, глубоко вписанной в путинскую систему партии Зюганова. Однако от первых большевиков эта партия отличается не только политическим темпераментом, но и идеологией.
Посткоммунистические партии восточноевропейских сателлитов СССР тоже отличаются от своих родоначальников. Но «в другую сторону». Отказавшись от сталинской ереси в марксизме, они просто вернулись к его либерально-реформистской, социал-демократической версии. КПРФ так и не родила из себя ничего социал-демократического. Она пошла по пути синтеза сталинизма с крайне правой консервативной идеологией охранителей-монархистов и черносотенцев.
Восточноевропейские посткоммунисты тоже не революционеры. Они представляют не столько «интересы угнетенных трудящихся», сколько интересы корпоративно-бюрократических элит. Но они вполне интегрированы в систему современного социал-либерального капитализма. Они не посягают на «буржуазные свободы», а в ряде случаев и защищают их от атак с правоконсервативного фланга. От традиционалистов и клерикалов.
КПРФ же с ее «православным сталинизмом» стала органической частью системы путинского «нового самодержавия». Определяющей чертой ее идеологии остается кондовый антилиберализм. Тема защиты «буржуазных свобод» всегда была ей глубоко чужда. Именно это мешает ей вернуться к традициям первых большевиков.
Но не все так просто. Естественная эволюция «путинского самодержавия» неотвратимо толкает его от «гибридного авторитаризма» к «новому тоталитаризму» фашистского типа. По мере перехода от «авторитарной деполитизации» к тоталитарной политической мобилизации растет давление на общество. Это вызывает недовольство части умеренно-консервативных обывателей-«ватников» — основной опоры путинской диктатуры на ее «гибридной» стадии. Первая реакция такого обывателя — выразить свое недоволство, проголосовав за партию вполне системную, идеологически близкую режиму (такую же антилиберальную, антизападную, великодержавно-шовинистическую), но как бы немного оппозиционную.
Неототалитарная система не может допустить осыпания парадной картинки широкого единения общества вокруг власти. Различные формы демонстрации этого единения — обязательный ритуал, через который и осуществляется тоталитарная политическая мобилизация, принуждение к лояльности. Поэтому «партия вождя» всегда должна иметь подавляющее превосходство над своими «оппонентами», даже самыми идеологически близкими, ручными и послушными.
И если вдруг начинается отток голосов от «партии власти» к оппозиции, даже верноподданнической и имитационной, она тут же становится объектом прессинга вслед за уже выдавленной из легального политического поля оппозицией несистемной. Она тоже оказывается чужеродным элементом системы, нежелательным излишеством.
Митинг коммунистов в Москве 25 сентября. Фото: kprf.ru
Скачкообразный прирост голосов, поданных за КПРФ (около трети от всех принявших участие в «выборах»), складывается из двух основных компонентов. В большей части это голоса тех самых «умеренных ватников», ушедших от «Единой России», в меньшей части — голоса последовавших призыву Навального и его команды. Это голоса граждан либо демократических, либо либеральных взглядов. Превращение КПРФ в магнит, притягивающий голоса всех недовольных, абсолютно неприемлемо для Кремля. Кремль будет «конфисковывать» полученные КПРФ дополнительные голоса, перекрывать ей кислород. Это ставит КПРФ перед выбором: либо полное поглощение и переваривание «Единой Россией» (например, в форме создания какого-нибудь «патриотического фронта» по образцу ГДР или ЧССР), либо сопротивление. Со всеми вытекающими репрессивными последствиями.
Зюгановская партноменклатура скорее всего будет склонна выбрать первый вариант. Но в КПРФ имеется и новая генерация активистов и функционеров, которые смотрят на партию в первую очередь как на карьерный лифт. Мумифицированный рудимент имитационного плюрализма таким лифтом быть не может. Многие из этих «новых людей» попытаются (а кто-то уже пытается) сопротивляться. Это прагматики, свободные от догматической зашоренности. В том числе и от православно-сталинистских «тараканов» Зюганова. А логика сопротивления прессингу диктатуры будет толкать их к принятию общедемократической повестки.
Это не значит, что «обновленцы» смогут легко отказаться от свойственного КПРФ государствопоклонничества и великодержавия, благодаря которым партию и считает «своей» основная часть ее консервативно-патерналистского электората. Но они вполне могут попытаться отказаться от наиболее одиозных, мракобесных форм государствопоклонничества. И аккуратно «привить» к умеренно-консервативной повестке общедемократическую «веточку».
Вполне возможно, что все эти попытки окажутся попытками оживить мумию. А мумия так и останется мумией. Но, как написал Лев Рубинштейн, «надежда — это такая же необходимая для жизни функция организма, как, например, обмен веществ». В любом случае игла с кощеевой смертью путинизма находится в руках умеренно-консервативной части общества. Режим падет тогда, когда требования освобождения политзаключенных, отмены репрессивно-запретительного законодательства, восстановления в полном объеме политических свобод (слова, собраний, объединений) станут требованиями этой его части. 3 комментария | ОбсудитьАлександр Скобов, 27.09.2021