Проблема российской оппозиции – в выборе ориентиров.
Люди, формирующие голову колонны демонстрантов и утверждающие список публичных ораторов, контролируют протест. Украинский Майдан победил, в том числе, потому, что решимость собравшихся на нём людей не зависела от настроения обладавших “некоторыми неформальными возможностями” Кличко, Яценюка, Тягнибока и Порошенко.
Теоретически агент, приносящий целевой организации только вред, обречён на одноразовое использование, например, для участия в выборах в качестве мальчика (девочки) для битья. Но в качестве долгоиграющего актива он не может сохранить свою роль, как не может работать плотником человек, каждая постройка которого разваливается ещё до завершения работы. И, хотя в российском протестном движении этот принцип работает со сбоями, хороший Штирлиц обязан учитывать этот фактор.
Подобно пропагандистским СМИ, сообщавшим 80% непритязательной правды ради того, чтобы продать целевой аудитории 20% важной лжи, эти деятели создают образ настоящих оппозиционеров благодаря многочисленным, но не самым существенным делам, с тем чтобы в решающих вопросах всей тяжестью заработанного при помощи “некоторых знакомых” авторитета провести нужное им решение. Разница в том, что в современном мире почти всегда можно убедиться в недостоверности информации, тогда как проверить эффективность действий или поступков можно, лишь осуществив их. Мы можем сколь угодно рассуждать, чем обернулся бы для протеста отказ уйти с московской Площади Революции в 2011, зато точно знаем, чем обернулось согласие.
Протестные настроения неистребимы, пока сохраняются порождающие их условия. Поэтому создаваемые этими настроениями структуры регенерируются при первой возможности. Рассчитывая упредить их возникновение, тоталитарные диктатуры пытаются изменить человеческую природу, тогда как авторитарные ограничиваются манипуляциями и разрушением оппозиционных организаций до того, как они начинают представлять реальную угрозу.
Вплоть до начала войны с Украиной путинская власть предпочитала действовать по второму варианту, поэтому ей требовались “доверенные лица” среди лидеров оппозиции. Для того чтобы закрепиться в этой роли, первоначальный буст необходим, но недостаточен. Чтобы удержаться на плаву и, тем более, поднять авторитет, такой лидер должен предъявить городу и миру положительный результат своих действий, а, следовательно, делать нечто до некоторой степени неприятное для своих настоящих руководителей. От него требуется выглядеть похожим на настоящего борца с режимом. Похожесть – критерий относительный, поэтому апелляция к субъективности восприятия неизбежна.
Наивность и простодушие оппозиционного народа гарантирует лёгкость внедрения кого угодно. На оппозиционные площадки попадают разные известные люди, вне зависимости от того, каким образом достигнута эта известность.
Всем свойственно ошибаться и заблуждаться, иногда люди меняются, и отказывать им в возможности пересмотреть нравственные ориентиры нельзя. Странным противоречием остаётся, однако, то, что сами эти бывшие чиновники, советники, сотрудники спецслужб, бывшие члены людоедских и жульнических партий, бывшие кремлёвские политтехнологи, пропагандисты и люди иных сомнительных профессий, хотя регулярно призывают народ России к покаянию, подать пример оного не торопятся. Иногда они скороговоркой признают за собой малую долю общенародной вины, но личные грехи не конкретизируют. Публичные персоны, ещё вчера ничего не имевшие против Путина, громившие независимые СМИ, сотрудники попсовых медиа, много лет дебилизировавших население страны, известные доносчики и т.п., как ни в чём не бывало, поднимаются на трибуны митингов, сидят в президиуме оппозиционных форумов и ведут себя так, будто прежде были святыми отшельниками, волею провидения назначенными очистить мир от скверны.
Хотя иммунитет к мерзости у разных оппозиционных структур разный, для проникновения в любую из них не требуется быть Донни Браско.
Закономерный вопрос: почему не насытить все эти структуры своими людьми настолько, чтобы они утратили всякую способность к протестной активности и превратились в подобие системной оппозиции? Однако так этот механизм не работает. Перенасыщенный раствор кристаллизуется, выпадает в осадок и утрачивает подвижность, как это произошло, например, с партией “Яблоко”. Подобно бабочке, покидающей омертвевший кокон, живые люди выбираются из ставшими склепами зданий, находят друг друга, вновь объединяются, вновь привлекают внимание “компетентных органов”, с ними начинают работать, и процесс повторяется заново. Для администрации президента такой исход имеет как минусы, так и некоторые плюсы, но в целом им удобнее работать с привычными контролируемыми структурами потому, что в случае массового народного возмущения люди предсказуемо пойдут под известные им знамёна сохранивших “некоторые знакомства” карманных оппозиционеров, которые, подобно предохранительным клапанам парового котла, стравят опасные излишки протестной энергии в окружающее пространство.
Организации, предусматривающие формальное членство, имеют возможность исключить провокаторов и попутчиков за действия и поступки, несовместимые с декларируемыми базовыми принципами. Но в восприятии масс легко прослыть противником режима, не присоединяясь к какой-либо организации. Достаточно просто назваться оппозиционером, как это делала Ксения Собчак, и множество простодушных людей примут это заявление за чистую монету. Легко приобрести популярность, постоянно обещая крах путинского режима благодаря тиражированию оппозиционных видеороликов, объединению под чутким руководством Максима Каца для участия в “выборах” или иных столь же содержательных проектах, флеш-мобах и т.д. Главное – предсказывать лёгкую и безопасную победу, и утверждать, что иные, радикальные варианты обречены на неудачу. Это ещё один довольно надёжный признак фальшивости самопровозглашённого оппозиционера – показная публичная активность с неизменным фиаско в результате. Вечный бег по кругу.
Лучше всего, конечно, сообщить, что вообще ничего делать не нужно, победа уже пришла, потому что тиран помер и, застыв, как мамонт в вечной мерзлоте, сидит в холодильнике.
Маркером, заслуживающим внимания, остаётся отношение самопровозглашённых оппозиционеров к “двустульчатым”. Они ратуют за хорошее к ним отношение, призывают понять, в каком те оказались положении (разумеется, вопреки собственному желанию), подписывают письма в их поддержку, акцентируют внимание на малейших намёках на фронду, упорно не замечая очевидно пропутинских действий, а, будучи поставлены перед неприятными фактами, говорят, что они имели место под воздействием непреодолимой силы. Самый незначительный повод позволяет таким лидерам оппозиции увидеть потенциального союзника в любом негодяе, и даже полное отсутствие таких поводов не в силах ограничить их благодушие. Они объясняют необходимость такого отношения к этим людям перспективой раскола элит и уверяют, что их переход “на нашу сторону” станет благом для смены режима.
Всё было бы просто, если бы не амбивалентность подобных утверждений. В вышеприведённом высказывании есть доля истины. Проблема, однако, в том, что “двустульчатые”, а, тем более, однозначные сторонники прежнего режима не желают оставаться на вторых ролях и, оказавшись среди бывших оппозиционеров, после периода вынужденной мимикрии уже в качестве представителей новой власти возвращаются к старым привычкам и обычаям, как это произошло в России 90-х.
Важнейшей фигурой остаётся, естественно, первое лицо государства. Искренним было демократическое преображение Ельцина, или “проектом” советской номенклатуры, не так уж важно. Любой государственный деятель окружает себя людьми надёжными и близкими, поэтому массовое появление бывших советских чиновников в ближайшем окружении Ельцина было предопределено, а диссидентам вроде Сергея Адамовича Ковалёва отводилась роль свадебных генералов. Вынужденные “демократы” отлично осознавали опасность, исходившую из радикальной смены управленческой элиты, и приняли законы, не позволившие Владимиру Буковскому выдвинуться на президентских выборах. Стань он президентом России, страна выглядела бы существенно иначе. Вот почему так важны люстрация, а также баланс “революционеров” и “примкнувших” в государственном аппарате, тогда как описанные выше “оппозиционеры” готовы приветствовать любых представителей старой элиты в неограниченных количествах.
Такого сорта “самопальных” протестантов ни исключить, ни отлучить от этой “умозрительной” оппозиции невозможно.
Такова реальность, повлиять на которую можно в очень незначительной степени. Остаётся соблюдать правила личной гигиены, избегать союзов с очевидно негодными для этого людьми и помнить поговорку “не всё то золото, что блестит”. Проблема российской оппозиции – в выборе ориентиров. Она склонна доверять имитирующим протестную активность, а не обещающих ничего кроме тяжёлого труда, опасностей и риска считать радикалами и экстремистами.