T.me Полгода войны для России привели не только к колоссальным невосполнимым потерям в живой силе, но и к огромному расходу вооружений и военной техники: управляемых ракет уже очень мало, снаряды для артиллерии и бронетехника исчерпаются к концу года, а состояние военной авиации не позволяет вести полномасштабную воздушную кампанию. Из-за санкций Россия не может продолжать полноценное промышленное производство вооружений и пополнять запасы вооружений, быстро подходящие к концу.
Износ стволов и снарядный голод
Одна из недооцениваемых проблем ⸺ конечность российских запасов артиллерийских снарядов и орудий. Среди экспертов, обозревателей и просто интересующихся вопросом граждан существует устойчивое представление о наличии огромных запасов артиллерийского вооружения, доставшихся России в наследство от СССР. Проблема в том, что советские снаряды для ствольной артиллерии не могли храниться долго, и уже летом 2002 года в ходе второй чеченской кампании российская армия столкнулась с дефицитом артиллерийских снарядов основных калибров ⸺ 122 мм и 152 мм.
Разумеется, это не значит, что весь советский артиллерийский арсенал стоит списывать со счетов. Например, твердотопливные снаряды для реактивных систем залпового огня гораздо менее чувствительны к длительному хранению, нежели снаряды для нарезных артиллерийских орудий, основная масса которых, как минимум, давно нуждалась в восстановительном ремонте. Кроме того, этот арсенал был основательно подъеден не только двумя чеченскими войнами и скоротечной грузинской кампанией, но и военной кампанией в Украине в 2014–2015 годах и, вероятно, даже в большей степени ⸺ кампанией в Сирии.
При этом стоит понимать, что темпы расхода снарядов в ходе двух чеченских войн были кратно ниже, чем в ходе нынешней войны, когда они достигают 40000–60000 снарядов всех типов в сутки при высокой интенсивности боевых действий, снижаясь до 24000 тысяч в сутки в периоды очень условного «затишья».
Стоит попытаться оценить темпы российского производства снарядов для артиллерии, учитывая тот факт, что в 1990–2000-х годах оно было сравнительно небольшим, а в полную силу было развернуто в 2010-х годах. Однако даже набранный темп производства имевшихся на вооружении снарядов, как и динамика разработки и создания новых боеприпасов, судя по всему, Министерство обороны не устраивали. Поэтому в 2014 году была запущена масштабная программа восстановления снарядов, сохранившихся в артиллерийских и ракетных арсеналах. К концу 2017 года по этой программе было восстановлено 1,7 миллиона боеприпасов и ракет всех типов, то есть около 570 тысяч в год. Особо подчеркивалось, что их производство с нуля обошлось бы бюджету в 117 млрд рублей, или 39 млрд рублей в год.
Основываясь на этих цифрах, можно оценить объемы собственно производства артиллерийских боеприпасов. Если взять данные о выручке соответствующих отраслевых предприятий и холдингов, то мы увидим, что в те же годы она варьировала в районе 80—100 млрд рублей. При этом выручка, конечно, включает в себя и долю гражданской продукции, которая по отдельным предприятиям доходит до 25-30%. Как следствие, соотношение восстановительного ремонта и производства новых боеприпасов может быть оценено, пусть и довольно грубо, как 1:2. Или на каждые 570 тысяч восстановленных снарядов приходится до 1,14 млн новых. Таким образом, общий годовой темп пополнения артиллерийских арсеналов в 2010-х годах не превышал 1,6–1,7 млн снарядов всех типов. И тут стоит упомянуть интересную деталь: поставки реактивных снарядов всех типов, например, в 2017 году составили всего 10700 штук.
В итоге получается, что за полгода агрессии против Украины Россия должна была израсходовать не менее 7 млн снарядов, без учета потерь прифронтовых складов в результате украинских ударов. Другими словами, при сохранении интенсивности войны на нынешнем уровне, Москва уже к концу 2022 года столкнется с настоящим снарядным голодом и в целях экономии вынуждена будет сокращать использование артиллерии.
При сохранении интенсивности войны Москва уже к концу года столкнется с настоящим снарядным голодом
Помимо снарядов существует также проблема износа стволов. И если направляющие на реактивных системах залпового огня при должном обслуживании имеют длительный ресурс эксплуатации, то у нарезных артиллерийских орудий, равно как и у танковых пушек, стволы изнашиваются гораздо быстрее. Так, например, стволы российских танков имеют ресурс от 210 выстрелов бронебойными подкалиберными снарядами до 840 выстрелов осколочно-фугасными и кумулятивными снарядами. В то же время артиллерийские нарезные стволы в зависимости от калибра, типа снаряда и дальности выстрела, имеют ресурс до 2000–3000 выстрелов. Для сравнения, часть немецких самоходных гаубиц PzH2000, поставленных Украине, вышла из строя спустя месяц использования при интенсивности стрельбы в 100 снарядов в сутки на орудие.
И даже если предположить, что российские солдаты не пренебрегают процедурами технического обслуживания стволов и других орудийных механизмов, а у России есть пусть и неизвестное, но вовсе не бесконечное их количество в запасе (особенно на орудиях с баз хранения), до конца 2022 года износ артиллерии сам по себе приведет к резкому снижению ее эффективности. Кроме того, сами российские военные еще в 2020 году осторожно указывали на проблемы с живучестью артиллерийских стволов, а также на недостаточную эффективность системы полевого обслуживания и ремонта артиллерийских орудий.
Получается, что ожидаемый снарядный голод должен совпасть с нарастающим дефицитом артиллерийских орудий самих по себе. В этой связи не удивительно, что Россия начала наносить удары по украинским городам с помощью систем ПВО/ПРО С-300 и С-400, регулярная отработка чего началась по меньшей мере еще пять лет назад. Правда, боезапас соответствующих ракет для этих систем измеряется все же тысячами или, максимум, десятками тысяч, но никак не сотнями тысяч и тем более не миллионами штук.
Влияние санкций: переход от промышленного производства к мануфактуре
В этой связи стоит взглянуть и на состояние промышленности по производству артиллерии и боеприпасов. Если судить по внезапному визиту в последние выходные августа 2022 года вице-премьера Дениса Мантурова и зампреда совета безопасности Дмитрия Медведева на Мотовилихинские заводы и Пермский пороховой завод, дела на этом направлении идут вовсе не гладко.
Отрасли свойственны те же проблемы, что и всей российской военной промышленности. Было несколько экспертных докладов о зависимости предприятий ВПК от импортных поставок и о фактическом провале программ импортозамещения. Сама по себе идея импортозамещения и автаркии — тупиковая, неразумная и в целом ложная, попросту отрицающая разделение труда и пользу международной кооперации. Однако для авторитарной системы власти и для командно-административной экономической модели путь к самоизоляции и неизбежному саморазрушению предопределен.
Предприятия по производству боеприпасов и артиллерийских орудий на рубеже 2000–2010-х годов прошли техническое перевооружение. Например, Казанский пороховой завод закупил оборудование в Германии, Швейцарии и Австрии (это значит, что он неизбежно вынужден был закупать за рубежом и часть химических компонентов для своего производства). То же самое в те годы делали и ФНПЦ Алтай, и все остальные разработчики и производители порохов и твердых ракетных топлив. Производители артиллерии также заимствовали западные технологии и закупали европейское промышленное оборудование. Например, «Мотовилихинские заводы» в 2011 году заключили контракт на поставку из Австрии радиально-ковочной машины, необходимой для производства артиллерийских стволов (сам завод успел, правда, пройти через банкротство в 2018 году).
С 2014 года все эти кооперационные связи начали постепенно сворачиваться и рваться, оборудование изнашивалось быстрее, чем обновлялось (если вообще сохранялась возможность его обновления). На это накладывался дефицит кадров и естественная неритмичность оборонного заказа, ведущая к дополнительным убыткам или, как минимум, новым издержкам. И даже если отдельные заводы выходили на прибыль, как тот же Казанский пороховой завод, это означало лишь, что покрытие производственных издержек откладывалось на будущее и фактически ложилось на плечи российских граждан, потому что убытки и инвестиции в развитие оплачиваются в конечном итоге федеральным бюджетом.
С 2014 года кооперационные связи начали сворачиваться и рваться, оборудование изнашивалось быстрее, чем обновлялось
Здесь также интересно и то, что, судя по всему, в попытке повышения эффективности работы отрасли боеприпасов, на рубеже 2010-2020-х годов было решено объединить ее предприятия, принадлежащие государственным корпорациям и непосредственно государству, под одной крышей. Такой крышей стал концерн Технодинамика, контролируемый государственной корпорацией Ростех. В этот концерн также перешел и Техмаш, другой холдинг Ростеха, который специализируется на боеприпасах. Однако организационные трансформации и консолидация финансовых потоков не привели к изменению качественных параметров. Так, например, производительность труда в Технодинамике по выручке составляет около 2,3 млн рублей в год (менее $32000), что примерно в 9-10 раз ниже, чем у американских производителей боеприпасов. И в российских политэкономических и технологических реалиях нарастить производительность можно лишь через серьезное увеличение персонала, что в условиях упомянутого дефицита кадров и, шире, общей демографической ситуации сделать практически невозможно.
Таким образом, будучи отрезанными от поставок западного оборудования, запчастей и материалов и одновременно ограниченными по человеческому капиталу и производительности труда, российские производители артиллерии и боеприпасов неизбежно столкнутся в обозримой перспективе не столько со стагнацией, сколько с сокращением производства. Возможно, что в 2022–2023 годах они еще смогут поддерживать набранные в предыдущие годы темпы производства, но в последующие годы неизбежно их снижение. По мере сил будет осуществляться поддержание и ремонт закупленного ранее оборудования, но количество и качество выпускаемой продукции начнет сокращаться. По сути это означает переход от массового промышленного производства к мануфактуре.
Исчерпание ракет
На фоне постепенно и неотвратимо нарастающих проблем с артиллерией имеет смысл бросить взгляд на другие виды вооружений и военной техники (более подробный анализ был сделан автором на страницах Riddle). Здесь есть три основные группы систем: высокоточное оружие, авиация и бронетехника.
К российскому высокоточному оружию относится несколько типов ракет. Ракеты с дальностью больше 300 км: баллистические ракеты для комплексов «Искандер-М», крылатые ракеты «Калибр» морского и наземного (9М729) базирования, крылатые сверхзвуковые противокорабельные ракеты «Оникс» (П-800) морского и наземного базирования, крылатые ракеты воздушного базирования Х-101, Х-555 и Х-22/Х-32. Ракеты с дальностью до 300 км: авиационные крылатые ракеты Х-35 и Х-59. Из них ракеты Х-555 и Х-22 достались России из арсеналов СССР, а также от Украины в 1990-е годы, и больше не производятся.
За исключением более простых крылатых ракет Х-35 и Х-59, количество которых оценить затруднительно, каждого из этих типов в арсенале России накануне войны было по несколько сотен единиц. Об этом можно судить по тому, как интенсивность их использования снизилась с нескольких десятков единиц в сутки в первые дни войны до единичных пусков сейчас, и иногда раз в несколько дней. При этом Россия маскирует растущий дефицит дальнобойных ракет обстрелами украинских городов из дальнобойной реактивной артиллерии и использованием комплексов ПВО/ПРО С-300/С-400 для ударов по наземным целям.
Россия маскирует дефицит дальнобойных ракет использованием комплексов ПВО/ПРО С-300/С-400 для ударов по наземным целям
Оценка актуальных производственных мощностей России является предметом экспертной дискуссии, однако можно исходить из того, что объемы ежегодного производства дальнобойных крылатых и оперативно-тактических баллистических ракет каждого типа измеряются в количестве до 50 единиц. Причем по морским ракетам «Калибр», авиационной ракете Х-101 и крылатой ракете наземного базирования 9М729, которые по большому счету являются разновидностями одной и той же ракеты, суммарная оценка составляет 100 единиц в год. В свою очередь, по крылатым ракетам «Оникс» это число чуть выше ⸺ 55 единиц, а по ракетам Х-32, чье производство на замену Х-22 началось в 2018–2019 годах ⸺ едва ли превышает 20 единиц. В целом получается, что объемы производства российских высокоточных ракет дальностью свыше 300 км составляют 225 единиц в год. Однако эта оценка может быть скорректирована по мере поступления новых данных. Кроме того, стоит еще раз подчеркнуть, что из этой оценки исключены ракеты дальностью до 300 км, Х-35 и Х-59, объемы производства которых оценить пока затруднительно.
В этой связи вряд ли у российской промышленности есть потенциал для серьезного увеличения производства по причине не только эмбарго на поставки оборудования и кадровых ограничений, но и по причине сравнительно низкой производительности труда. Ограничения на последнюю накладывают сама организация работы на предприятиях российского ВПК и российская политэкономическая модель в целом.
Проблемы с бронетехникой
По бронетехнике ситуация такова, что основные ее потери по опыту прошлых войн могут приходиться даже не на прямое уничтожение в боевых действиях, а на повреждения от попаданий снарядов, поломки и исчерпание моторесурса. В этой связи моторесурс основных российских боевых танков, Т-72 и Т-80 разных модификаций, составляет не более 1000 часов. После этого им необходимо менять двигатели, которые сегодня производятся на импортном оборудовании. Конечно, имеет место и восстановительный заводской ремонт танковых двигателей, однако возможности такого ремонта ограничены при массовом превышении назначенного ресурса.
Разумеется, танки, БМП, БТР и БМД большую часть времени даже на войне стоят выключенными, однако если в сутки они работают хотя бы 2–3 часа, то с начала войны они отработали 370–560 часов. И даже с учетом подвоза относительно свежей, пусть и не новой бронетехники из войсковых частей и баз хранения львиная ее доля при сохранении высокой интенсивности боевых действий к концу 2022 года должна будет уйти на восстановительный ремонт, при условии, что не будет уничтожена. И здесь стоит еще раз напомнить о том, что было сказано выше: ресурс танковых пушек тоже конечен.
При этом темпы производства и модернизации бронетехники в течение 2010-х годов составляли примерно 650 танков и боевых бронированных машин в год. Из этого числа на танки приходилось: не более 160–170 единиц Т-72Б3/Б3М в год в 2011–2020 годах с предприятий Уралвагонзавода (УВЗ) в Нижнем Тагиле и Омске (в 2021 году поставки этих танков сократились до 34 единиц) и не более 45-50 единиц Т-80БВМ в 2017–2021 годах с завода в Омске. Что касается производства танков Т-90М, равно как и модернизации танков Т-90, выпущенных в 1990–2000-х годах до этой версии, то их серийное производство начато лишь в конце 2021 года. И можно с уверенностью говорить, что пока это производство измерялось парой десятков в год, и оно может быть увеличено лишь за счет мощностей, занятых сегодня модернизацией танков Т-72.
Таким образом, к началу войны российская армия имела около 2000 модернизированных танков из порядка 3300 танков, находившихся в войсках. А из более чем 16000 боевых бронированных машин всех типов на долю новых и модернизированных приходилась примерно четверть. Тут стоит также иметь в виду, что производство новой и модернизация существующей бронетехники также осуществляется на импортном оборудовании и с применением импортных комплектующих.
Проблемы военной авиации
На этом фоне ситуация в авиации, на первый взгляд, смотрится лучше. Даже с учетом того, что самый маленький моторесурс имеют двигатели штурмовиков Су-25 (500 часов), а для широкого использования фронтовых бомбардировщиков Су-24 эта война в любом случае является последней в силу их старости, интенсивность использования российских самолетов и вертолетов сравнительно низкая. Каждая машина даже в начале агрессии, когда украинская ПВО была менее организована, чем сейчас, совершала 1-2 боевых вылета в сутки общей длительностью 1-1,5 часа. При этом сегодня с учетом потерь и поломок Россия все еще способна держать у границ Украины порядка 400 боевых самолетов разных типов и примерно 360 вертолетов (далеко не все из них являются при этом ударными). Тем не менее, вести полномасштабную воздушную кампанию Россия оказалась не способна с самого начала войны, а сейчас ее возможности для такой кампании лишь сократились.
Производственные мощности и здесь оказываются фундаментальным ограничителем. Если в десятилетие накануне полномасштабной агрессии Россия ежегодно производила 30-35 боевых самолетов и 25-30 ударных вертолетов, а модернизировала от 130 до 200 единиц различной авиатехники, то запланированный ранее на 2020-е годы переход на новое поколение боевых самолетов предполагал снижение их производимого количества в пользу нового качества. Теперь же технологическое эмбарго вряд ли позволит этот переход успешно совершить, учитывая, что он и так задерживался на протяжении еще 2010-х годов.
В конечном итоге, несмотря на запланированные вливания в ВПК минимум дополнительных сотен миллиардов рублей в одном только 2022 году, практически неизбежна долгосрочная деградация производства до уровня, когда его сохранение будет зависеть не столько от организационных и экономических факторов, сколько от конкретных инженеров, рабочих и менеджеров. Проще говоря, и эта отрасль будет больше похожа на мануфактурное, а не промышленное производство.