T.me Геополитика стала категорией, о приверженности которой обожают демонстративно заявлять аналитики и публицисты, в особенности если они пишут о событиях на постсоветском востоке. «Геополитическое мышление» — это своего рода знак высшего интеллектуального качества, который гарантирует «реализм» аналитических выкладок и выдвигаемых тезисов. У меня складывается впечатление, что в Польше оно стало элементом стиля значительной части аналитиков и публицистов, отличающим наше отечественное политическое писательство от западного. Хотя, следует заметить, в Западной Европе преобладавшая до недавнего времени манера интерпретировать события на востоке в контексте «распространения европейских ценностей», «либеральной трансформации» или «прогресса в области прав женщин» тоже утратила популярность, и все чаще там можно прочесть о «сферах влияния», «военном потенциале» или «угрозе границам».
Такие изменения понятийного аппарата происходят, естественно, в связи с эволюцией политических отношений в Восточной Европе, однако, читая многочисленные комментарии, посвященные восточной тематике, я все сильнее убеждаюсь в том, что «геополитическое мышление» — это, скорее, специфическое интеллектуальное позерство или публицистическая мода, а не свидетельство признания ключевого значения географии для понимания текущей политической обстановки. А ведь именно в этом суть геополитики.
Я с детства любил карты и с теплом вспоминаю, как в школьные годы проводил долгие часы, разглядывая и сравнивая исторические атласы. Когда разразилась российско-украинская война, мне первым делом пришло в голову взглянуть на современную линию фронта с перспективы истории. Такая забава позволяет извлечь разные занятые геополитические выводы, но один напрашивается в первую очередь. Вот уже восьмой год российское государство ведет затяжную позиционную войну с Украиной примерно у демаркационной линии, которую в 1618 году референдарий литовский Александр Гонсевский (Aleksander Korwin Gosiewski) (героическая, отмечу, личность) установил с россиянами на мирных переговорах в подмосковном селе Деулино. Точнее говоря, современная линия разграничения в Донбассе находится чуть восточнее «линии Гонсевского».
Эта граница имеет такое большое значение, поскольку ни Московское царство, ни позднее СССР не оказывались в такой глубокой геополитической обороне, как по итогам того соглашения. Сейчас, спустя четыре века, мир занимает вопрос, смирятся ли россияне скрепя сердце с тем, что граница сферы их влияний будет проходить там, где ее обозначил Гонсевский, или рискнут пойти дальше, чего Запад довольно решительно советует им не делать.
К тому моменту, как в 2000 году Путин получил от Ельцина всю полноту власти, линии геополитического водораздела на востоке Европы практически успели стереться. Ясно было только то, что Польша и страны Вышеградской группы вошли в состав западного военного союза, но в рамках Парижского соглашения Запад в одностороннем порядке обещал Москве не перемещать свой потенциал к российским границам. Однако в течение следующих 20 лет бездарная политика российского властелина привела не только к тому, что Запад отказался от тех обещаний, но и к тому, что московские союзники в Грузии, на Украине и даже в пророссийской Молдавии потерпели разгромное поражение. Более того, жители этих стран стремительно превратились из представителей постсоветских народов в людей с сильным чувством национальной самобытности, а их национализм приобрел антироссийский оттенок. Результаты (поразительные) недавних опросов общественного мнения на Украине показывают, что подавляющее большинство граждан этой страны считают своим главным врагом Россию, а самым преданным союзником — Польшу. Именно социологические исследования ярче всего показывают, чем отличается ситуация царя Михаила Романова от ситуации Владимира Путина. Первый, соглашаясь по тактическим соображениям на «линию Гонсевского», планировал в скором времени нарушить мирный договор, второй понимает, какую кровавую и разрушительную для России войну он накличет, если решит передвинуть эту линию силой.
Почему в последние два десятилетия геополитические усилия Путина оказались безуспешными? Все просто: причина в том, что свирепость угроз не подкреплялась решительностью действий. Со времен своей знаменитой мюнхенской речи 2007 года российский лидер регулярно рассказывает, как решительно он отвергает сложившуюся после объединения Германии и распада СССР модель европейского порядка и как лихо он ее полностью изменит. Такими заявлениями он приводит в ужас соседей (и не только), порождая у них ассоциации с Гитлером, который некогда столь же решительно отметал версальский порядок. Показать, что в Европе того и гляди начнется масштабная война, призваны регулярно проводимые Путиным военные учения.
Однако когда доходит до дела, оказывается, что он лишь старается казаться империалистом-захватчиком, вопрос только, для чего: чтобы напугать Запад или чтобы порадовать мечтающих о завоеваниях россиян. Да, он, конечно, захватил Абхазию и Южную Осетию (он был уверен, что там враждебно относятся к грузинам и симпатизируют Москве), но не стал трогать саму взбунтовавшуюся Грузию. Да, он продолжает контролировать пророссийское Приднестровье, но решается в небольшой Молдавии лишь расшатывать ситуацию изнутри. Да, когда мятежную Украину охватил хаос, он занял Крым, поскольку мог рассчитывать на успех без единого выстрела, но потом начал бездумно провоцировать в украинцах ненависть к Москве, не задумываясь, что та с ней будет делать.
Как раз недавно мы увидели забавную демонстрацию последствий такой политики в Казахстане, где считавшийся политической марионеткой президент Токаев (бывший советский дипломат низкого ранга) подшутил над Путиным, сначала расправившись руками российской армии со своими противниками, а потом попросив ее убраться обратно в Россию. Это, естественно, вызвало возмущение и сопротивление министра Шойгу, но Путин (публично!) призвал его к порядку: да, мы незамедлительно уйдем.
Этот недавний казахстанский эпизод, которому не придают должного значения, позволяет явственно увидеть геополитическое поражение Путина в постсоветском окружении России. Российский правитель — это политик, прекрасно знающий и понимающий геополитическую слабость своей страны, человек, который (достаточно вслушаться в его интервью) сам постоянно признается в наличие у него тяжелой травмы, какую нанес ему внезапный распад российской империи. Эта травма не дает Путину покоя, он не умеет с ней жить, но не может и преодолеть. Именно поэтому мы видим столь разрушительное для России противоречивое сочетание угроз и беспомощности. Из-за него путинское государство стало главным неудачником в европейской геополитике XXI века.
Тем временем в европейских СМИ каждый день звучат восторги по поводу силы и эффективности Путина в его геополитической игре против Запада. Откуда берется такой парадокс? Оттуда, что западные (и польские) специалисты по «геополитическому мышлению» не видят фактических изменений политической географии постсоветского востока. Их ослепляет отчаянная путинская «дипломатия пушек», которая сеет страх и маскирует правду о геополитических реалиях.