Пожалуй, ни в одной стране бывшего СССР нет семьи, которую не затронули бы сталинские репрессии. Тюрьмы, расстрелы, трудовые лагеря, голод, грязь, унижения… Одним из центров Большого террора в Казахстане был Карлаг: через него прошли около миллиона заключенных.
Главное его управление располагалось когда-то в поселке Долинка. Населенный пункт жив до сих пор, и до сих пор в нем все напоминает о том страшном времени.
Константин Дембовский был старше супруги Софьи на 14 лет. Еще подростком она пошла батрачить к одному человеку, там и встретила будущего мужа — тоже простого работника. Он был крепким, суровым и решительным мужчиной, она — хрупкой, тихой и спокойной женщиной ростом полтора метра. Многие думали, что она его дочь, но такие разговоры не мешали паре жить счастливо.
Он ласково называл ее «Софочек», а она спустя десятки лет желала дочери встретить такого же мужа, каким был ее отец.
Софья Дембовская. Фото предоставила историк Ольга Хорунжая
Супруги воспитывали четверых сыновей и долгое время мечтали о дочери. И вот наконец это случилось. Софья должна была вот-вот родить девочку, когда перед их домом в городе Калинин остановился так называемый «черный воронок» — печально известная машина для перевозки арестованных.
Константин Дембовский. Фото предоставила историк Ольга Хорунжая
Оказалось, что глава семейства Константин Антонович «провинился» перед советской властью лишь тем, что был поляком. За это его и признали врагом народа. Прокуроров не волновало, что он с самого начала поддерживал революцию, с 16 лет работал, был военным комиссаром ВолИсполкома, постепенно дорос до директора совхоза.
Вслед за Константином арестовали и беременную Софью. В тюремной больнице она родила свою младшую дочь Людмилу и сразу записала ее как белоруску — боялась, что девочка повторит ее судьбу.
С первого вздоха малышка стала ЧСИР — членом семьи изменника Родины.
«Изменник родины» Константин не знал, что у него появилась дочь. В первый и последний раз он случайно увидел ее во время прогулки под конвоем в тесном тюремном дворике Калинина. Мужскую и женскую колонии здесь разделял лишь забор, и Софья, увидев измученного допросами мужа, успела мельком показать ему ребенка.
Это была их последняя встреча. Константина приговорили к 10 годам лагерей. Вскоре он умер на Колыме — одном из самых страшных мест для политзаключенных.
«А вот у Софьи была возможность уйти вместе с дочкой еще из больницы. Местные нянечки уговаривали ее сделать это, обещали помочь. Но она была настоящей женой коммуниста и даже не думала о побеге. Так и решилась ее судьба», — рассказывает историк Ольга Хорунжая.
Из воспоминаний Людмилы Дембовской:
«А через месяц или два (мама точно не помнила) мы с ней уже ехали по этапу в далекий Казахстан. Трясясь в грязном, переполненном вагоне, мама прижимала к груди меня, завернутую в какие-то лохмотья, да котомку с вещами – все, что осталось от прежней жизни. Ехали долго. Мерзли. Голодали. Когда наконец приехали, маму отправили в Долинку, в женскую зону, а меня – в Детгородок. Это был лагерь. Карлаг. Это была другая жизнь…»
Людмила Дембовская. Из архива музея Карлаг
Софья Ивановна вместе с новорожденной Людмилой прибыла в Карлаг в 1938 году. Им обеим предстояло привыкнуть не только к голоду и грязным камышовым матрасам на голом полу барака, но и к пронизывающим степным ветрам. К этому времени карагандинский лагерь занимал уже огромную территорию.
Из воспоминаний Людмилы Дембовской:
«У мамы профессии никакой не было, и ее отправили стирать белье в прачечную. Белья было очень много. И стирали его по 10 часов в сутки. Норма была большая – 1000 вещей в день. Стирали так: женщины-прачки обступали котел со всех сторон и еле ворочали всю эту махину крючьями, надетыми на длинные палки. Потом вытаскивали в тазы и драили руками на стиральной доске. Кровавые мозоли не успевали заживать…Вместо пола были деревянные решетки, а снизу подавалась тепло. На эти решетки белье клали. Так оно и сохло. Жара там стояла неимоверная…Прачечная располагалась как бы на возвышении. Кругом были лес и колючая проволока. На стирку женщин приводили под конвоем и так же вечером уводили обратно в бараки».
Женский барак. Экспозиция в музее Карлаг. Фото ©Турар Казангапов
В Карлаге срок отбывали и политические заключенные, и уголовные. Все они жили в общих саманных бараках с земляным полом.
Из воспоминаний Людмилы Дембовской:
«Печи топились не каждый день, и в бараках было очень холодно. Кормили баландой из гнилых овощей. Воды и той не хватало – ни попить, ни помыться нечем. Много людей умирало – от истощения, дизентерии, туберкулеза, а то и просто от тяжелой непосильной работы. За мамой, как за старшей по прачечной, закрепили нескольких «зэчек». Они называли ее «Сонька Ивановна». Одна из них маме сочувствовала. У нее кто-то знакомый в пекарне работал, так она иногда совала маме украдкой краюшку хлеба – для меня. За такое могли и срок добавить…
Заключенные шепотом друг другу передавали увиденную кем-то из них картину: с мертвых снимали одежду и передавали носить живым. Трупы хоронили совершенно голыми, за ногу и руку привязывали бирку с номером. Кидали всех в общие ямы и кое-как засыпали землей».
Семья Дембовских. Фото предоставила историк Ольга Хорунжая
Для тысяч женщин с грудничками в Карлаге построили специальный детский городок. Пока малыши находились в яслях (если можно так назвать холодные серые бараки), женщины работали. Нянечками для маленьких узников были тоже заключенные. Детей запрещалось брать на руки, единственным исключением была необходимость поменять пеленки. Как таковых врачей не было – их роль часто исполняли осужденные, которые никогда в жизни не имели отношения к медицине.
Своих чад женщины видели только два раза в день во время кормления грудью. От тяжелых условий жизни молоко у многих пропадало, дети недоедали и умирали. Их хоронили в паре километров от поселения на Мамочкином кладбище.
Из воспоминаний Людмилы Дембовской:
«Мертвых детей складывали в бочки, стоявшие в холодном коридоре. Там бегали крысы и грызли эти невинные детские трупики. Когда бочки заполнялись, мертвых отвозили за территорию Детгородка и там хоронили».
Историки говорят, что раньше кладбище занимало площадь в 500 квадратных метров. Сейчас оно меньше в десятки раз, а близлежащие поселения стоят в прямом смысле на костях мам и детей.
Мамочкино кладбище, 2019 год. Фото ©Турар Казангапов
Из воспоминаний Людмилы Дембовской:
«Помню, как нас водили строем на прогулку в лес. А нам всегда так хотелось кушать, что ели все подряд – жуков, ящериц. И пили воду из тазов под рукомойниками. Мама говорила, что дети много плакали, а спали на голых камышовых матах».
Чтобы понять, как жили дети Карлага, достаточно взглянуть на фотографии, сделанные нашими корреспондентами год назад во время посещения музея в поселке Долинка. Вздутые животы – это последствия голода. Смерть маленьких ЧСИР была долгой и мучительной.
Людмила выглядела примерно так же. Она тяжело болела, и в один день была так плоха, что ясельная нянечка позвала ее маму Софью попрощаться с дочкой: думала, что та вот-вот умрет.
Экспозиция в музее Карлаг. Фото ©Турар Казангапов
«Но мать боролась за нее. Она стала мочить в воде те самые сухарики из пекарни и давать их ребенку обсасывать. Благодаря этому Людмила и выжила», — рассказывает научный сотрудник научно-исследовательского отдела общей истории музея Карлаг Екатерина Вожжова.
Софья и дальше подкармливала девочку своим и без того скудным пайком, и Людмила немного окрепла. Но их скоро ожидало новое испытание – чуть подросших ребятишек отнимали у матерей и отправляли в детский дом Осакаровки либо поселка Компанейск. Многие женщины от этого лишались рассудка.
Музей Карлаг. Фото ©Турар Казангапов
От этой участи маленькую Людмилу спас случай.
«Братья Людмилы после ареста родителей остались одни. Двое младших мальчиков – Фридэор (производное от «Фридрих Энгельс Отец Революции») и Виль (от «Владимир Ильич Ленин») – в то время даже не ходили в школу. Их отдали в детский дом.
Старший из братьев, Константин, учился тогда в университете. Его через некоторое время тоже арестовали и отправили лагерь.
Среднего брата, Анатолия, трогать не стали, а оставили трудиться на благо Родине, уговаривали отказаться от родственников-предателей», — продолжает Екатерина Вожжова.
Когда началась война, Анатолий приписал себе лишние годы и ушел на фронт. Там он едва не погиб и стал инвалидом, после чего женился и поселился в деревушке под Пензой. Софья каким-то чудом узнала об этом и написала сыну письмо. Мужчина не раздумывая поехал в Казахстан и забрал с собой сестренку Людмилу.
Семья жила очень бедно, но для девочки это было лучшим вариантом.
Старший сын Софьи, Константин, и не думал, что увидит когда-то маму. Так случилось, что свой восьмилетний срок он также отбывал в Карлаге, только находился в соседнем от Долинки поселке Коксун.
Через несколько лет заключения кто-то из осужденных сказал ему, что недалеко в прачечной работает его однофамилица. Мужчина стал искать информацию о ней через сокамерников. Когда понял, что речь идет о маме, не сразу этому поверил. А потом стал готовиться ко встрече.
Из воспоминаний Людмилы Дембовской:
«Делать это надо было осторожно – и не только из-за охраны, но и потому что мама была сердечница. Как он договорился с женщинами в прачечной, не знаю, но они принесли ему мамину записку. Мама была малограмотная, плохо писала, и Костя сразу узнал ее почерк. Другой раз женщины вывели маму за прачечную и сказали, что ее там ждут. А ждал ее сын, Костенька. Мама от радости такой сознание даже потеряла… И все тайком от охраны».
Условия жизни в лагере были по-прежнему невыносимыми, но теперь мать и сын переносили их легче. Костя работал на сахарном заводе и тайно подкармливал маму патокой – это тоже здорово ее поддержало.
Музей Карлаг. Фото ©Турар Казангапов
Первым освободился Константин, за ним из колонии вышла и Софья Ивановна. Но «враги народа» знали, что эта свобода иллюзорна. По всей стране шли повторные аресты «политических». Известная писательница Евгения Гинзбург в своей книге о 18 годах тюрем, лагерей и ссылок пишет, что второй арест воспринимается гораздо тяжелее первого. Ведь в первый раз ты веришь, что происходящее – это ошибка, а во второй уже точно знаешь, что тебя ждет.
«Поэтому Софья и Константин остались в Долинке. Да и права у них не было возвращаться на прежнее место жительства. Потом к ним присоединился Анатолий, который перевез в Казахстан свою семью и сестренку Людмилу», – рассказывает историк Ольга Хорунжая.
В 1948 году Софья Дембовская вышла замуж за репрессированного фотографа Василия Клементьевского. Они прожили вместе до самой смерти — 20 лет.
А вот младших сыновей Софья так и не нашла. С большим трудом она выяснила, что сначала они жили в детском доме Калинина, потом их перевели в Санкт-Петербург, а оттуда – в Ташкент. Обрадованная мать поехала в Узбекистан, но здесь ей сказали, что мальчики вышли за ворота и не вернулись. Об их судьбе до сих пор ничего не известно.
Музей Карлаг. Фото ©Турар Казангапов
После смерти Иосифа Сталина в 1953 году бывших политических заключенных стали реабилитировать. Свои справки после еще нескольких лет мытарств получили в том числе Софья и Константин Дембовские, посмертно был реабилитирован и отец Людмилы.
Теперь семья могла без страха вернуться к себе на родину, но так и осталась жить в Долинке. Так же поступили и десятки тысяч других узников Карлага. Теперь они заново отстраивали свою жизнь и о прошедшем вспоминали с большой неохотой.
Людмила после реабилитации родных поступила в педагогический институт и стала учителем русского языка и литературы, больше 40 лет проработала в школе поселка Долинка. О ее нелегкой судьбе коллеги узнали уже после распада СССР.
После замужества Людмила Константиновна взяла фамилию мужа и стала Гирковой. Из архива музея Карлаг
Из воспоминаний Людмилы Дембовской:
«Я – рожденная с клеймом «врага народа», так и носила это клеймо в своем сердце всю жизнь. Такую цену заплатили мы, Дембовские, за справедливость.
А теперь из нашей семьи я осталась одна. Всю жизнь молчала о пережитом, никому не рассказывала, а теперь решилась. Пусть все знают правду, нам стыдиться нечего. Дембовские честно прожили свою жизнь. Никого не предавали. Трудились. Растили детей. Верили в лучшее будущее. Только вера и помогала все выдержать и все пережить…»
Наша собеседница, научный сотрудник музея Карлаг Екатерина Вожжова, была одной из учениц Людмилы.
«Никогда бы не подумала, что у нее была такая нелегкая судьба. Она всегда была очень веселой женщиной. Мы были ее последним классом перед пенсией. До сих пор не понимаю, как ей удавалось удержать нас, таких разных и сложных, делать так, чтобы все жили дружно и сплоченно. С ней можно было пошутить, но только не тогда, когда дело касалось ее предмета. Она требовала, чтобы мы читали всю литературу, которая стоит в программе. Отделаться просмотром фильма по произведению было невозможно – если на очереди стоит роман «Война и мир», значит, нужно знать все три его тома», — улыбается девушка.
юдмила Дембовская умерла несколько лет назад, но о ней до сих пор помнят ученики и немногочисленные старожилы поселка Долинка.
«Удивительно, что, пережив в самом раннем возрасте такое, она сохранила любовь к жизни, не озлобилась на людей. Таких сильных духом женщин я больше не знаю», — признается Екатерина.