26 августа исполнилось 100 лет со дня расстрела Николая Гумилева. Печальная памятная дата стала поводом для множества постов, посвященных поэту.
Об этом черном дне русской истории очень точно сказал большой знаток Серебряного века, автор лучшей на сегодняшний день биографии Гумилева, к сожалению, тоже рано умерший – Юрий Владимирович Зобнин:
«Три таинственных кошмара преследуют духовное бытие любого причастника русской культуры, любого „русскоязычного“, независимо от состава его биологических генов. Они влекут и мучают его, как мучила и влекла Эдипа загадка Сфинкса, которую зачем-то — пусть даже и ценой жизни! — нужно, необходимо разгадать.
Человек, распростертый в луже крови на девственно-белом снегу, в тридцатиградусный мороз.
Бумажный фунтик с вишнями, зажатый в мертвой руке.
И — эхо от выстрелов в душную и сырую августовскую ночь»Те, кто пытался вычеркнуть его имя из истории России — в итоге все-таки проиграли
От себя добавлю только, что меня всегда поражало – Гумилев был расстрелян без суда и следствия, даже без постановления какой-никакой завалящей «комиссии», всего за 48 лет до моего рождения. 48 лет – срок ничтожный. А как будто совсем другая эпоха, какие-то темные века…
Но те, кто убил Поэта, кто впоследствии пытался вычеркнуть его имя из истории России — в итоге все-таки проиграли. Если мы сейчас и вспоминаем их имена, то так, как вспоминают вымерших отвратительных чудовищ мезозоя. А Николай Степанович Гумилев навсегда останется в пантеоне русской культуры и в наших сердцах.
День памяти Гумилева, сто лет гибели.
Бывший и будущий муж Ахматовой, два Николая, последний раз столкнулись не в лучших обстоятельствах – в коридоре следственного изолятора ЧК. В августе 1921 года. Гумилева вели с допроса, Пунина – на допрос. Гумилева вскоре расстреляли, Пунина тогда отпустили. Гумилев успел только показать Пунину книгу, которую взял с собой при аресте. Это была «Илиада» Гомера.
Сто лет назад убили Николая Гумилёва
Хочется здесь вспомнить о нем что-нибудь «нетипичное» и трогательное (хотя — почему — нетипичное? трогательным Гумилёв бывал достаточно часто).
Пусть будет вот такое (это из мемуаров Всеволода Рождественского):
Гимназисту Николаю Гумилеву подарили велосипед на день рождения. Его тут же отнял одноклассник Кондратьев и попытался скрыться от владельца. Юный Гумилев бежал рядом с похитителем и, задыхаясь от бега, кричал: «Ну, Кондратьев, ну покатался, и хватит! Говорю вам как дворянин дворянину!»
Многие вспоминали и цитировали любимые стихи
Колокольные звоны
И зеленые клены,
И летучие мыши.
И Шекспир и Овидий —
Для того, кто их слышит,
Для того, кто их видит,
Оттого все на свете
И грустит о поэте.
(100 лет назад расстреляли Гумилева)
Дата.
100 лет назад расстреляли Гумилева.
Как и полагается большому поэту, он это предчувствовал, предзнал: расстреляют. […]
Гумилев был другом моего деда Михаила Лозинского, он был крестным отцом моей мамы, так что человеком он был своим, домашним, хоть и расстрелянным сто лет назад.Человеком он был своим, домашним, хоть и расстрелянным сто лет назад
На полке стояли его тоненькие сборники: «Огненный столп», «Жемчуга», «Путь конквистадоров». Когда мне было лет четырнадцать-пятнадцать, я переписывала себе стихи в красную записную книжечку, чтобы они были всегда со мной, ведь эти сборники драгоценны, их из дома выносить нельзя, да и вообще лучше никому не показывать. Гумилев был расстрелян, а потому запрещен.
Самыми любимыми были «Жираф» и «Капитаны».
«Только сыплется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет», — тут же весь мир: и земля, и океан, и бег облаков над ними, и все бесконечное будущее, провидеть которое дано поэтам.
Вот еду я в трамвае с Выборгской стороны на Петроградскую, и мне пятнадцать лет, — очки, коса, ноги косолапые. Вид — по фотографиям сужу — тупой и унылый. Ни кожи, ни рожи.
Поэтому ко мне сейчас же привязывается питерский пьянчуга достоевского разлива: философствующий, тоскующий по каким-то заоблачным истинам, горько разочарованный. Презирающий чернь и вообще толпу. Присаживается на соседнюю скамейку.
— Эх, вы-и-и-и… Современная молодежь… Ничего-то вы не знаете… ничего не понимаете… «Послушай! Далёко-далёко, на озере Чад изы-ы-ысканный бродит жираф…» Не знаете вы ничегошеньки!
И он горько и сильно затряс пьяной кудлатой головой.
— Почему же это мы ничего не знаем? — спокойно спросила я, повернувшись к нему своими очками минус три с половиной, оправа такая розовенькая со стразиком. — Это стихотворение Николая Степановича Гумилева, расстрелянного в 1921 году, в августе, сборник «Романтические цветы». Всё мы прекрасно знаем.
Никогда я ни до, ни после не видела, чтобы человек с такой скоростью одновременно отшатывался, пугался, трезвел, вываливался из трамвая (остановка 1-й Медицинский) и бежал по ул. Льва Толстого, как увидевший лешего или пришельца.
А я, очкастая и косолапая, поехала себе дальше.
А сборники стихов Гумилева через несколько лет увидела у меня на полке и украла школьная подруга, зашедшая в гости со своим молодым человеком. Вернее, молодой человек крал, пока она меня отвлекала. Он вообще много крал и был этим известен. Но плохую карму он все-таки словил: поехал переводчиком в Афганистан, и там его настигла та гумилевская пуля, отлитая невысоким старым человеком, которая так и бродит по свету, неупокоенная и ненасытная.
«И вокруг скита пустого
Терн поднялся и волчцы…
Не творите дела злого —
Мстят жестоко мертвецы.»
Сегодня сто лет со дня расстрела чекистами Николая Гумилева – нашего мистического героя, менестреля призрачной, несостоявшейся России. Его убила преступная организация, которая так и не покаялась за свои бесчисленные преступления перед нацией, и в тайне до сих пор удовлетворена ими.
Никто (вообще никто) не дал мне столько сил, сколько дал Гумилев. Сколько раз я повторял себе его четверостишия, как молитву – идя на акции, и вообще в самые важные моменты жизни.Его убила организация, которая так и не покаялась за свои преступления
Однажды, когда я сидел в тесном конвойном помещении Таганского суда, Лена, сидевшая в соседней конвойке, передала мне тетрадь. В одной половине тетради были ее стихи, написанные ею тюрьме, а в другой половине – старательно переписанные от руки для меня стихи Гумилева. У Лены был в камере томик этих стихов. Тетрадь, полная стихов, наполненная такой кровавой грацией. Я читал тетрадь там же, при тусклом свете единственной лампы. Наверное, это был самый счастливый день за два с лишним года тюрьмы.
Из миллионов трагедий ХХ века эту я всегда переживал острее других. Ведь Николай Гумилёв, расстрелянный в 35-летнем возрасте за участие в, скорее всего, сфабрикованном антисоветском заговоре (вы можете себе представить, что материалы дела засекречены ФСБ до сих пор? я — нет), был первым моим любимым поэтом в 12-13 лет. А поскольку я крайне редко меняю любимых поэтов/писателей/режиссёров/художников, то таким и остался — пусть список с тех пор значительно пополнился.Гумилёва принято поругивать или даже высмеивать за инфантильность
Гумилёва принято поругивать или даже высмеивать за инфантильность, оголтелый романтизм, всех его рыцарей, конквистадоров и капитанов (к слову, блестяще предвосхитивших эстетику «Пиратов Карибского моря»). Мне эти темы близки, опять же, с детства. Но мне трудно понять, как можно не оценивать при этом собственно поэтический дар, заземляющий любую несуразную романтику, придающий ей вес, смысл и глубину. И это не просто версификаторские способности: Гумилёв и в свободном стихе пишет так, что каждое слово становится камнем в архитектуре текста — необходимым и единственно возможным. Вот уж кто действительно был акмеист. А его развитие и эволюция поражают до сих пор — насколько умён, точен и ясен поздний Гумилёв, я удивляюсь бесконечно: такой поэтической внятности в Серебряном веке не достигал никто.
Возмущенные посты о недостаточном внимании государства к памятной дате появились во многих провластных телеграм-каналах.
Удивительно, но Министерство культуры РФ, как-то смогло не заметить столетие со дня смерти Николая Гумилева. На федеральном уровне нет ни одного мероприятия. И даже на сайте смогли ничего не написать о трагической дате.
Ну или я разучился пользоваться интернетом.
И я даже не могу предположить, в чем тут причина. Может быть кто-то считает, что Гумилев не достоин памяти, как заговорщик? Ну «дело Таганцева», все такое. Так и Фёдор Михайлович, кого мы заслуженно чествуем в этом году, в юности отсидел за участие в подпольной организации.
Может создатель акмеизма не считается крупным поэтом? Или есть мнение, что Гумилев никак не повлиял на русскую культуру?
Или он просто не достоин памяти, в отличие от безусловно великого Юрия Никулина, столетие которого Минкульт официально отмечает мероприятими.
Честно, мне даже не интересно знать. Тут скорее есть повод делать некоторые выводы. О том, что и кого нынешний Минкульт считает значимым для отечественной культуры, а кого нет.
Фильм «Оторви и выбрось», если что, это значимо. Гумилев — нет.
Феерический [провал] Министерства культуры, пропустившего столетие со дня смерти (да чего уж там – расстрела) Николая Гумилева мужественно пытается закрыть Российская национальная библиотека.
Постами в соцсетях – но это лучше, чем ничего.
Плюс подведу, минус министерству.
Даже не минус – а сочная оплеуха, потому что лучше не сделать ничего, чем пытаться прикрыться такой вот «инициативой на местах».
Ни вам выставки, ни публичного мероприятия, ни какой-нибудь мемориальной доски – «посты в Фейсбук, норм, отметили».
К библиотеке – никаких вопросов.
К Минкульту – миллиард.
Если со всеми своими бюджетами это ведомство не может, не только что само мониторить повестку и поводы, но даже не догадывается отдать верстать «календарь важных дат» какому-нибудь вменяемому подрядчику.
Раз уж сами «ненастоящие сварщики».
В «охранительских» блогах при этом уверены, что памятную дату официоз проигнорировал не случайно.
Старше Эддыhttps://www.facebook.com/plugins/quote.php?app_id=322210431200953&channel=https%3A%2F%2Fstaticxx.facebook.com%2Fx%2Fconnect%2Fxd_arbiter%2F%3Fversion%3D46%23cb%3Df11b4f3b8a44808%26domain%3Dwww.svoboda.org%26is_canvas%3Dfalse%26origin%3Dhttps%253A%252F%252Fwww.svoboda.org%252Ff36381420d40de8%26relation%3Dparent.parent&container_width=1545&href=https%3A%2F%2Fwww.svoboda.org%2Fa%2Fstranoy-upravlyayut-pravopreemniki-ubiyts-k-100-letiyu-rasstrela-gumileva%2F31431115.html&locale=en_US&sdk=joey
Андрей Медведев удивляется тому, что 100 летие со дня смерти ( а точнее убийства) великого русского поэта и офицера Николая Гумилева, прошло мимо российского Минкульта. Ну так это естественно. Гумилёв, это яркая противоположность всему тому, что так дорого нынешним представителям российской культурки, особенно той ее части, что подписывает бумажки и празднует юбилеи. Человек писал о том, что делал. Вот представьте себе, начнём вспоминать Гумилева на государственном уровне и в стране поднимут голову те, кто без рекомендаций и бумажек, без согласований и характеристик, поедет к озеру Чад, а потом поменяет веселую свободу на священный долгожданный бой. Не положено! Как бы чего не вышло! А потом еще и задумается о том, что Русский мир какой то не такой, как его показывают в передачах «мэтров». Гумилёв, это поэт русских авантюристов, которые не считают предписания и директивы, за Святое писание. Нам такой поэзии не нужно!
Гумилев представлял собой удивительное явление на фоне большей части тогдашней интеллигенции – последовательный монархист, строгий приверженец церковного православия, пламенный русский патриот, без колебаний ушедший добровольцем на войну, а в литературе противник мистической туманности символизма, не терпевший презрения к реальной жизни и конкретным вещам. […]Поэт, воспевавший реальное, не картинное мужество и отвагу
Поэт, воспевавший реальное, не картинное мужество и отвагу, Гумилев считал поэзию не плетением словес, а неразрывным с жизнью, четким, строгим по форме высказыванием о вещах и смыслах. Он уделял слишком большое внимание форме и сам всегда был в форме – то в изысканном фраке и цилиндре, то форме унтер-офицера, а затем и офицера
«Я традиционалист, империалист, панславист. Моя сущность истинно русская, сформированная православным христианством… Я люблю всё русское, даже то, с чем должен бороться, что представляете собой вы…» — говорил он в 1917 году анархисту, будущему активисту Коминтерна Виктору Кибальчичу, Виктору Сержу. […]
Гумилева убили не за то, что он делал как подпольщик, а за то, что он говорил и делал вполне открыто. Поэт в послереволюционном Петрограде был своего рода символом сопротивления русской поэзии, русской культуры, наступлению убогой «пролетарской культуры» и сервильному приспособлению недавней революционной интеллигенции к большевикам. Он мешал молодым и старым поэтам следовать рекомендации Блока – «слушать музыку революции». Он нем говорили, что он «живым словом заменял убиенные большевиками журналы». Утверждали, что молодые люди, побывавшие на гумилевских семинарах по поэзии, навсегда погибли для пролетарской культуры.
Пост на странице Российской национальной библиотеки, за который в канале CULTRAS критикуют Министерство культуры, упоминает об обстоятельствах расстрела Гумилева:
3 августа 1921 года Гумилёв был арестован по «Делу Таганцева» и обвинён в участии в заговоре против советской власти.
«..Депутация Профессионального Союза Писателей недели через две после ареста отправилась хлопотать за Гумилева. Председатель Чрезвычайки не только не мог ответить, за что взят Гумилев, но даже оказался не знающим, кто он такой
— Да чем он, собственно, занимается ваш Гумилевич?
— Не Гумилевич, а Гумилев…
— Ну?
— Он поэт…
— Ага! значит, писатель… Не слыхал… Зайдите через недельку, мы наведем справки…
— Да за что же он арестован-то?
Подумал и… объяснил:
— Видите ли, так как теперь, за свободою торговли, причина спекуляции исключается, то, вероятно, господин Гумилев взят за какое-нибудь должностное преступление…
Депутации оставалось лишь дико уставиться на глубокомысленного чекиста изумленными глазами: Гумилев нигде не служил, — какое же за ним могло быть «должностное преступление»? Аполлону, что ли, дерзостей наговорил на Парнасе?» («Новая русская жизнь», Гельсингфорс, 13 сентября 1921 года).
Его расстреляли в ночь на 26 августа, а реабилитировали только через 70 лет, в 1991 году.
Писатель Олег Дивов вызвал оживленную дискуссию постом, в котором он утверждает, что у большевиков были все основания для того, чтобы вынести поэту смертный приговор, и заодно высмеивает процитированный в этой подборке пост Татьяны Толстой.
Русская народная забава: раз в году ругать большевиков за то, что расстреляли поэта Гумилева.
Нет бы обругать Гумилева за то, что взял двести тысяч на борьбу с большевиками, сунув таким образом голову в петлю, да еще и друзей агитировал, — ах, вы не понимаете, это совсем другое.
Куда уж нам, сиволапым. Что мы понимаем в изысканных жирафах.
Мы все больше по заблудившимся трамваям.
Брал ли Гумилев «деньги на борьбу с большевиками», доподлинно неизвестно, однако пост Дивова и материал «Свободы» о «деле Таганцева», на который фантаст ссылается в комментариях, стали для некоторых читателей поводом ознакомиться с малоизвестными подробностями истории гибели поэта.https://www.facebook.com/plugins/quote.php?app_id=322210431200953&channel=https%3A%2F%2Fstaticxx.facebook.com%2Fx%2Fconnect%2Fxd_arbiter%2F%3Fversion%3D46%23cb%3Df11b4f3b8a44808%26domain%3Dwww.svoboda.org%26is_canvas%3Dfalse%26origin%3Dhttps%253A%252F%252Fwww.svoboda.org%252Ff36381420d40de8%26relation%3Dparent.parent&container_width=1545&href=https%3A%2F%2Fwww.svoboda.org%2Fa%2Fstranoy-upravlyayut-pravopreemniki-ubiyts-k-100-letiyu-rasstrela-gumileva%2F31431115.html&locale=en_US&sdk=joey
Смешно и неприлично, конечно, высказывать какие-то суждения на основании беглого знакомства с выдержками в фейсбуке, но все-таки смею заметить у себя на страничке, что трагическая эта история становится мне более понятной.
Николай Степанович, конечно, сделал очень большую ошибку, что взял деньги. Причём деньги не такие уж малые — 200 тыс., в том году — эквивалент 80 кг. ржаной муки.
Для него, поэта-воина, было оскорбительно и нелепо само предположение, что его решение участвовать или не участвовать в заговоре могло зависеть от валяющихся у него столе пачек с опереточными нулями. А для людей, его допрашивавших, — отличавшихся не столь высоким образом мыслей, но гораздо большей практический сметкой, было понятно и привычно: взял деньги — значит, в доле.
И оба по-своему были правы. Но вместе эти две правды никак не складывались. Точнее, сложились самым неблагоприятным для Гумилёва образом.
И получается, что черновое двустишье, едва ли не последнее в жизни, им записанное, которое со студенческих лет меня смущает, несёт не метафизический, а самый что ни на есть практический смысл.
Я не знаю этой жизни — ах, она сложней
Утром синих, на закате голубых теней.
Многих комментаторов возмущает, что «патриоты» присвоили поэта себе.
Крайне омерзительно, когда дифирамбы Николаю Гумилеву, расстрелянному гебешниками, поет вся эта околокремлевская нечисть, насекомые из Раши тудей, «Комсомолок», пригожинских говно-сми и прочих помойных горшков.
Ну то есть жертву гебешников нахваливает обслуга наследников-преемников его убийц. Вы вдумайтесь, поразительное бесстыдство.
Мертвые беззащитны и принадлежат всем. Это их единственная слабость, но с этим ничего не поделаешь. Помню, читал в «Литературной газете» статью о том, как Лермонтов спас Россию от чуждых нам ценностей эпохи Просвещения, и впервые это почувствовал. Человек имеет право так прочесть.
Фигура Гумилева была сложнее, чем ее рисуют сегодняшние правые идеологи, считает Алексей Макаркин:
Империалист без расизма (восхищался Менеликом). Православный без ханжества. Панславист — но открытый Западу (о Франции: «Где пел Гюго, где жил Вольтер,
Страдал Бодлер, богов товарищ, Там не посмеет изувер Плясать на зареве пожарищ». или же «Франция, на лик твой просветлённый Я ещё, ещё раз обернусь, И как в омут погружусь бездонный В дикую мою, родную Русь».).
Пафосные посты не одобряет автор книги о Гумилеве Валерий Шубинский:
Я очень люблю Гумилева, и, надеюсь, доказал это.
Но почему среди его поклонников столько пафосных пошляков? Ведь сам он был человеком с безупречным вкусом, и всю жизнь боролся с возвышенным пустословием, за то, чтобы литература была литературой, а не лжепророчеством и кликушеством. И тайновидчество его (в лучших, в основном поздних стихах) именно потому подлинное, что он не жертвовал поэзией посторонним вещам и был строг к себе как поэту.
А что до его гибели, то он сознательно выбрал человеческую стезю, стезю борьбы, странствий, труда, и погиб на этом пути вместе с другими, безвестными людьми. Помянем же сегодня всех таганцевцев — и поэта, и тех, кому не довелось родиться поэтами.
Итог подводит филолог Гасан Гусейнов:
Преемственность
Что главное в отмечаемом нынче столетии со дня расстрела Николая Гумилева?
1) Правопреемники расстрелявших поэта и еще пятьдесят шесть его сокамерников по-прежнему управляют страной поэта, и никто не испытывает ни малейшего неудобства.
2) Большинство населения России не понимает языка, на котором писал Гумилев, да и имени его не знает, как не знало и тогда.
3) Мы, цитирующие при этих обстоятельствах «Заблудившийся трамвай» или «Рождество в Абиссинии», являемся воплощенной мартышкой с очками. Иван Андреич Крылов о нас хорошо написал.