Страшные годовщиныСтрашные годовщины

Мы начали двигаться к этой кровавой пучине в 2000 году

T.me Два года назад в жизни всего мира произошла трагическая перемена. Началась новая, очень страшная эпоха. Конечно, мы окунулись в эту кровавую пучину не случайно. Мы начали двигаться к ней, когда в 2000-м году выбрали президентом кагэбэшника, когда не смогли добиться честных выборов в 2012-м, когда не остановили агрессию в 2014-м. Много еще можно найти вех, по которым мы двигались к полномасштабной войне и полномасштабной диктатуре.

Девять дней назад история совершила еще один трагический извив — мы лишились Алексея Навального. Лишились надежды на то, что он возглавит счастливую Россию будущего, лишились будущего президента, человека, который в последние годы продемонстрировал такое удивительное мужество, стойкость и великодушие, что теперь, оплакивая его, мы на самом-то деле оплакиваем самих себя.

Я не буду писать набивших оскомину пошлостей вроде того, что “перед рассветом темнее всего мрак” и “это проявление агонии режима”. Это наверняка проявление агонии режима, проблема только в том, что с точки зрения истории агония может продлиться недолго — два-три десятилетия. А что это с точки зрения нашей жизни?

Я осознанно проговариваю все эти ужасные и жестокие вещи. Я не хочу тешить себя мыслями о том, что “уже завтра”. Я не знаю, что будет завтра — история вообще не про завтра. Я думаю о том, как жить сегодня.

Я не хочу принимать на себя роль ясноглазой пионерки, которая в любом случае восклицает: “Все будет хорошо!”. Я не знаю, будет ли хорошо. Я думаю, что на моем веку уже вряд ли.

Наверное, чтобы понять, как строить дальше жизнь, надо ясно сказать себе: война будет идти еще долго, Алексея Навального уже не вернуть.

Будем. Продолжать. Жить.

И не просто жить. Будем продолжать бороться. Будем противостоять мраку — каждый на своем месте.

Думаю о словах Навального: “Не стыдно делать мало. Стыдно не делать ничего”. Пытаюсь понять, что это значит. Очевидно, что каждый определяет для себя меру храбрости и осторожности. Все призывы: “Почему же вы не делаете/не выходите/не бьетесь головой о стену?”, на мой взгляд, бессмысленны и безнравственны. Можешь выйти на площадь? — выходи. Не можешь — делай что-то еще — пиши, говори, — или не говори ужасного, не участвуй во лжи, помогай людям вокруг себя. Только не впадай в отчаяние.

Один из моих самых любимых писателей, Уильям Фолкнер, создал невероятно мрачные книги. В них есть убийства, инцест, предательство, подлость. В них отразился весь ужас человеческого бытия.

Уильяму Фолкнеру была присуждена Нобелевская премия по литературе за 1949 год. После окончания Второй мировой войны мир лежал в руинах. Ощущение конца гуманизма, краха представлений о добре и зле было невероятно распространено.

А тем временем уже бушевала холодная война, мир уже знал о могучей силе атомной бомбы и знал о жутких последствиях ее применения. Будет ли бомба сброшена снова? Перейдет ли противостояние сверхдержав на более страшный уровень, взорвутся ли ядерные грибы? Это все были вопросы, разрывавшие сердце миллионов людей.

И в эту страшную эпоху Фолкнер, получая Нобелевскую премию, произносит свою знаменитую речь. Он скажет:

“Я отказываюсь принять конец человека. Легко сказать, что человек бессмертен просто потому, что он выстоит; что когда с последней ненужной твердыни, одиноко возвышающегося в лучах последнего багрового и умирающего вечера,
прозвучит последний затихающий звук проклятия, что даже и тогда останется еще одно колебание — колебание его слабого неизбывного голоса. Я отказываюсь это принять. Я верю в то, что человек не только выстоит — он победит. Он бессмертен не потому, что только он один среди живых существ обладает неизбывным голосом, но потому, что обладает душой, духом, способным к состраданию, жертвенности и
терпению”.


ВЫНУЖДЕНЫ СООБЩИТЬ, ЧТО НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ЗАСЛУЖЕННЫМ УЧИТЕЛЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТАМАРОЙ НАТАНОВНОЙ ЭЙДЕЛЬМАН, КОТОРУЮ ТАК НАЗЫВАЕМОЕ МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ВКЛЮЧИЛО В РЕЕСТР ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ

Тамара Эйдельман

От KaligulBorhes

"How long, ignoramuses, will you love ignorance? How long will fools hate knowledge?"