Фердинанд Кюттер избежал ареста в 45-м. Вершиной карьеры стала пуля в висок
T.me «Очень много людей, которые совсем оторвались от родины», — вздыхает Песков. «Террористические преступления, которые готовили завербованные лица», — чеканит Бортников. «Против таких злодеев будет не щадя сил бороться гестапо», — напрашивается продолжение из инструктивного акта 88-летней давности.
…Свой жизненный путь Фердинанд Кюттер начинал образцовым бюргером. Появился на свет в сентябре 1890-го, через полгода после отставки «железного канцлера» Бисмарка. Состоятельное католическое семейство из прирейнского Кёльна. Продвинутый город, деловитый, средоточие индустрии и культуры. Но и жизнерадостный, отторгающий прусскую муштру.
Фердинанд получает основательное юридическое образование. Отправляется воевать за кайзера — защищать германские традиционные ценности от французов, англосаксов и славян. Возвращается живым с полей Первой мировой. А на родине Ноябрьская революция, падение кайзеризма. Республика и демократия, нищета и гиперинфляция, свирепая уголовщина и политические побоища, страх и ненависть, свобода и право.
Жизнь сильно усложнилась со времён юности Кюттера. Но он остаётся патриотом и юристом. Поступает на службу в полицию родного Кёльна. Оказывается на своём месте и быстро обретает репутацию серьёзного профессионала. В деятельности криминальинспектора юридические знания удачно сочетаются с оперативной сноровкой. Он умеет искать, находить и вязать.
Лихие двадцатые постепенно превращаются в «двадцатые золотые». Жизнь нормализуется, демократия укрепляется, экономика растёт, право возвышается. Полицейский профи Кюттер уже известен как прирождённый розыскник, гроза кёльнского криминала.
Административно Кёльн всё же был Пруссией. В 1928 году прусская полиция разделена на три структуры — охранную, уголовную и административную. Первая, по нашим меркам — патрульно-постовая служба; вторая — угрозыск, УБОП, УБЭП; третья — «Центр «Э». Фердинанд Кюттер определяется в третью. Самую, кстати, престижную. За ним уже трёхлетний опыт службы в политотделе AIA. Разбирались с анархистами и профранцузскими сепаратистами.
Как видно по дате, административная полиция создана на пороге жесточайшего кризиса, переросшего в тотальный обвал. В разработках — враги Веймарской демократии: коммунисты и нацисты. Основатель веймарской полиции социал-демократ Ойген Эрнст предупреждал, что так будет. Не надо витать в розовых облаках. Враги свободы, в том числе «слева», никуда не делись в свободной стране. Придётся на них отвлекаться. И обращаться с ними так, как они обращались бы с нами. По-другому не поймут. Или потом не жаловаться.
Так оно и вышло.
Кёльнская полиция считалась идеологически прогрессистской. Начальником управления был социал-демократ Отто Баукнехт. Политическую часть курировал Густав Тюринг, сторонник католической партии Центр. Но оперативными разработками наци и коми занимались аполитичные профессионалы. За НСДАП присматривал криминальинспектор Гуго Брюкенхаус. За КПГ — криминальинспектор Фердинанд Кюттер. Оба достигли многого.
Информаторы внедрились в региональные руководства. Очень пригождался прежний опыт со связями. Нацисты и коммунисты сильно корешились с бандитами, даже поручали им бригадирство. В общем-то логично — если смертельно опасна даже расклейка листовок, посылать впору лишь тех, кто живёт каждый день как последний. Но и тот же Кюттер, отлично знавший городской криминал, эффективно находил пути проникновения в КПГ. Плотно изучил партийные кадры, структуру, идеологию, технологии функционирования. Стал прямо спецом-политологом, не чета теперешним.
Так и наступил год 1933-й. Нацисты пришли к власти. Партийно-идеологические чистки не обошли, разумеется, ни Кёльн, ни полицию. Отто Баукнехта просто арестовали, как и его предшественника Карла Зёргибеля. Кёльнскую полицию возглавил сначала консерватор Вальтер Лингенс, а с 1935-го и на десять лет — нацист-штурмовик Вальтер Хёвель. Густава Тюринга и Гуго Брюкенхауса тоже уволили (оба ещё вернутся на полицейскую службу в ФРГ, но до этого было далеко). Административная полиция Кёльна стала кёльнским гестапо.
Начальники этой конторы отметились в истории. Штандартенфюрер Эрнст Иссельхорст, оберштурмбанфюрер Курт Лишка, оберфюрер Эмануэль Шефер, гауптштурмфюрер Франц Шпринц участвовали в Холокосте, командовали айнзацгруппами и зондеркомандами. Иссельхорст после войны был казнён, остальные побывали за решёткой.
От гестаповского начальника требовался диплом юриста, прохождение Первой мировой, опыт полицейской службы. На банкиров, промышленников, аристократов смотрели косо. С другой стороны, рабочие и крестьяне тоже не котировались.Управлять террором назначали выходцев из торговли, ремесла, сервиса. В общем, образованный средний класс. По возможности молодых, от тридцати до сорока. (Ничего не напоминает из устойчивых светлых иллюзий? До сих пор ведь слышится что-то такое в роликах Максима Каца.)
Всем эти критериям чётко соответствовал Фердинанд Кюттер. Кроме, пожалуй, возраста. Он был лет на десять старше среднего по управлению.
С рядовыми оперативниками было проще — брали костоломов из штурмовых отрядов, желательно с сыскарскими способностями. Йозеф Хёген, старший помощник Кюттера, происходил из богемного семейства, пробовал себя в малом бизнесе, обанкротился, работал почтальоном и подсобником — пока не вписался в веймарскую полицию и не дождался должности в гестапо. Был момент, его из гестапо выгнали, но не за зверства, а за махинации с мясными продуктами на чёрном рынке. Отправили на Восточный фронт, через год вернули в Кёльн, в тот же гестаповский кабинет. Вальтер Хиршфельд прежде был шофёром и солдатом. Йозеф Шиффер — слесарем и шофёром. Через такие кадры поддерживались связи государственной спецслужбы с партией и партийными массами.
В общем, узнаются «сорокалетние менеджеры». И грядущая «новая элита». Если сумеет вернуться с фронтов «СВО». Ничто у них не ново под Луной.
Эсэсовские звания начальства выдают принадлежность к НСДАП. Гитлеровский фюрертагунг предпочитал своих партийно-идейных. Тем более в карательных органах. Но встречались исключения. Одним из них был кёльнский криминальинспектор, потом криминалькомиссар Фердинанд Кюттер. Этим в том числе и интересен.
«Кадровую базу Кёльнского управления гестапо составляли офицеры, выросшие в империи, получившие классическую полицейскую подготовку, сделавшие профессиональную карьеру в Веймарской республике, но, очевидно, не проникнутые демократическими ценностями, — говорится в современном исследовании. — Востребованные из-за специальных знаний и опыта, они руководствовались карьеризмом, конформизмом, инстинктом подчинения, чувством бюрократического долга. Но они как минимум частично принимали национал-социалистическую идеологию. Из этой группы выдвинулись самые жестокие, среди них Фердинанд Кюттер».
Переведём по-нашему: выросшие в Советском Союзе, получившие классическую профессиональную подготовку, сделавшие карьеру в России девяностых, но, очевидно, не проникнутые демократическими ценностями. Те же карьеризм и конформизм, подчинение властной силе и следование бюрократическому долгу. Специальные знания и опыт. «Как минимум частичное» принятие идеологии — а куда денешься? — советскую тоже частично принимали. До последнего времени им даже разрешалось быть экономическими либералами. Как Кюттеру разрешалось быть католиком.
Фердинанд Кюттер не состоял в партии. (Да и Шефера приняли только к началу войны.) Не порвал с католической церковью. Не демонстрировал идеологического фанатизма. Не принуждался к таким ритуалам. Этого от него не требовалось. Требовались результаты. Главное, что профи. Неординарно высокий уровень заслуживал преференций.
Кёльнское гестапо свирепо шерстило оппозицию. Респектабельный офис: чиновные кабинеты наверху, допросные камеры внизу, тюремные крытки под землёй. На всех этажах знали своё дело. Преследовали евреев, прессовали церковь, либералов, консерваторов. Но не это входило в задачи Кюттера. Его опергруппа именовалась «Исполнительным отделом по марксизму-ленинизму». Он курировал разгром кёльнских коммунистов, социалистов, левых профсоюзов. Десятки убитых, сотни приговорённых к тюрьме, тысячи отправленных в концлагеря. Задавливание ячеек КПГ, СДПГ, аффилированных организаций.
Неожиданным эффектом стало усиление консервативной церковной оппозиции. Прежде всего — католической, что понятно для Рейнланда (с протестантскими иерархами режим сговаривался проще — срабатывала общность заложенной концепции «избранных»; православных же в Германии вообще немного, а в Кёльне почти не было). Тут приходилось быть поосторожней. Народного возмущения за коммунистов и социалистов власти не боялись. А вот выступлений верующих католиков за свою церковь опасались довольно веско. Но в любом случае это не было темой Кюттера.
Гестаповцы не испытывали недостатка в помощниках. Тут, кстати, заметное отличие от советского НКВД. Известная фраза Довлатова про «четыре миллиона доносов» ошибочна. Архивные данные, обнародованные «Мемориалом», однозначно об этом свидетельствуют. В рапортах НКВД с мест констатировалось «отсутствие инициативы со стороны рабочих и колхозников». А когда «инициативы» проявлялись, в большинстве случаев шли в помойку.
Чекисты не нуждались в подсказках и давали ход только таким доносам, по которым заранее решили сами. В прочих случаях — типа, не твоё собачье дело, сейчас самого проверим.
Не то Третий рейх. Супружеские ссоры, соседские конфликты, служебная конкуренция, зависть и ревность — всё годилось как мотивация информирования. Дисциплинированные и законопослушные рабы НСДАП помогали органам гораздо активнее разболтанных и ушкуйных рабов КПСС.
Германцы ведь привыкли считать государство своим, россияне — враждебным.
Гестапо функционировало как часы, пока механизм не разладила война. Немецкие города, и Кёльн тоже, переполнились перемещёнными лицами. Лагеря принудтруда сделались рассадниками антинацистской крамолы. Чем хуже шли дела на фронтах, тем большие социальные страты выворачивались из-под властного контроля. С подростковой шайкой, взрослой бандой, бомжеватой ватагой, беглецами из лагерных транспортов справляться было куда труднее, чем с партийными ячейками. Антигитлеровское молодёжное движение «Пираты Эдельвейса» (где-то неуловимо сходное с АУЕ) сплотило тысячи парней и девушек: «Пиратам Гитлер не указ!»
Тут и там мелькали листовки и настенные граффити, загорались партийные объекты, подвергались ожесточённому мордобою «титушки» из Гитлерюгенда. «Девиантное поведение молодёжи угрожает стабильности тыла», — констатировала документация НСДАП. Эта среда порождала «национальные предательства, проеврейские настроения, оскорбления фюрера, прослушивание враждебных радиостанций, нарушения трудовой дисциплины, подрыв военной мощи».
Гестапо нашло выход в создании спецназа для бессудных зачисток маргинальной и криминальной среды. Волна бессудных казней и прямых убийств прокатились по лагерям и городам. В Кёльне эту проблематику поручили криминалькомиссару Кюттеру. (Как у Дмитрия Быкова: «Кашпировского снова призвали, без него оказалось никак».) Под его руководство передали «отдел по иностранным рабочим». Но это подразделение называли обычно проще: «Зондеркоманда Кюттера».
Начался античный поединок гестапо с Эренфельдской группой Ганса Штайнбрюка. «Пиратская» группировка вышла на смертный бой просто из воли к жизни и ненависти к упырству. Грабили склады и магазины, стреляли нацистов, прятали евреев, а главное, сплотили по своим подвалам и подворотням порядка сотни людей. С сентября на октябрь 1944-го Кёльн превратился во фронтовой город, причём изнутри. «Пираты-эренфельдцы» и беглые «остарбайтеры», захватив оружие, открыли охоту на нацистских функционеров, силовиков и гитлерюгендовцев. Положили минимум пятерых.
Кюттер вроде сумел одолеть — сказались отлаженные оперативные методики осведомления, слежки, захвата. Спецназовцы гестапо убивали подозрительных прямо при обнаружении. 10 ноября 1944 года повесили 13 «эренфельдцев» во главе со Штайнбрюком и 11 иностранных рабочих — французов, поляков, русских. Но никого не сломали даже пытками изувера Хёгена. А многие старались вообще не попасть живыми.
Прагматичный, внеидеологичный и аполитичный профессионал Кюттер не понимал тех, с кем взялся бороться. Всё это напрочь выбивалось из его представлений о норме. «Для чего вы это делали?» — искренне спрашивал он. Не понимал и ответов: «Чтобы вы проиграли войну». Странно. Зачем бы им это? Ведь знали, на что идут и чем кончат. Фанатизм какой-то. Ну что за люди?!
Так никогда и не понял.
В марте 1945 года нацистам пришлось убираться из Кёльна. В город вступили англосаксы (не зря кое-кем так проклинаемые). Членов «зондеркоманды Кюттера» разыскивали долго и тщательно. Йозеф Хёген, Вальтер Хиршфельд, Йозеф Шиффер, Эрих Ганзауэр, Адольф Роггендорф, Хорст Гегуш прошли через суды и приговоры. Но Фердинанд Кюттер, как пишут о нём теперь, избежал ареста и наказания. Ещё 13 апреля 1945-го он пустил себе пулю в висок. Видимо, посчитал это бюрократическим долгом. И вершиной карьеры. Ведь иных побуждений он так и не смог освоить.
…Временами узнаётся, как сотрудники угрозыска — знающие до сантиметра каждый двор своего района — переводятся в «Центр «Э». Искать в Интернете «дискредитацию вооружённых сил и государственной власти». В такой ситуации профессионал бывает достоин сочувствия. Пока не стал Кюттером.