T.me В начале июля Путин предложил военным в Луганской области «отдохнуть и нарастить свои боевые возможности». Вскоре Минобороны РФ объявило о начале «мероприятий по восполнению боевых возможностей», в ходе которых военные могут отдохнуть и починить технику, — о так называемой «оперативной паузе». Несмотря на это, российские войска каждый день продолжают обстреливать украинские города. Самые крупные трагедии произошли в городе Часов Яр в Донецкой области и в Виннице — там российские ракеты 9 и 14 июля, по данным украинской стороны, унесли жизни 43 и 25 человек соответственно.
В воскресенье, 17 июля, американский Институт изучения войны (ISW) сообщил, что Россия, вероятно, планирует выходить из «оперативной паузы». По мнению главы Украины Владимира Зеленского, никакой паузы не было. «Новая газета. Европа» поговорила с военным экспертом Павлом Лузиным о том, что происходит на фронте, можно ли это назвать оперативной паузой и чего ждать в ближайшие месяцы.
— Активность российских войск в Украине можно назвать «оперативной паузой»?
— Мы видим, что наступление российских войск как-то застопорилось после Северодонецка и Лисичанска. Российские войска топчутся на месте и на юге, и на востоке Украины. И, собственно говоря, это все получило название «оперативная пауза», но это не отменяет боев. Война будет продолжаться еще неопределенно долгое время, даже если перейдет в стадию замороженного конфликта. Но сейчас пока до замороженного конфликта далеко. Потому что каких целей достигла Россия? Никаких. У России проблема с ресурсами — и с живой силой, и с техникой, но они пытаются что-то придумать.
Россия хотела перемирия с Украиной на условиях России, но у них не получилось. Они этого по дипломатическим каналам добивались, всякие утечки были от Патрушева, от Пескова. И они пытались добиться перемирия тактикой вот этого воздушного артиллерийского террора, который они используют против украинских городов. Но не получается. Они теперь пытаются выгадать время через переговоры по украинскому зерну, но тоже не выходит.
Раз у них нет перемирия, то они естественным образом все равно должны перегруппировать войска, пополнять их, ротировать и налаживать какое-то материально-техническое обеспечение. Они этим пытаются заниматься — вот и вся «оперативная пауза».
Сколько она может продлиться, никто не знает. Вопрос в том, что, когда вы уходите на оперативную паузу, вы немного теряете инициативу, и воспользуется ли этим Украина? Пока Вооруженные силы Украины не проводят больших наступательных действий. Они просто бьют по российским складам артиллерией, полученной от Запада. И все, просто изматывают российскую армию.
— Как вы оцениваете вероятность того, что в России объявят всеобщую или частичную мобилизацию?
— Могут попытаться объявить всеобщую мобилизацию, но она технически невозможна. То есть, грубо говоря, даже было бы хорошо, если бы Кремль ее объявил — это был бы паралич всей системы и коллапс. Но Кремль ничего подобного не объявляет: видимо, тоже боится последствий.
Проблема начнется уже на этапе рассылки повесток, потому что военкоматы не знают, где живут призывники. Часть призывников живет по месту регистрации, и их можно найти, но значительная часть резервистов живет кто где. В России за последние десять лет 40 миллионов человек сменили место жительства без смены регистрации. Из этих 40 миллионов, допустим, 20 миллионов мужчин.
Собрали вы этих бедолаг на региональном сборном пункте — и как их контролировать? Они уже там могут устроить вам «счастливую жизнь». Плюс куда дальше их отправлять? Войска на фронте, какие-то части остаются в своих гарнизонах. Если прислать толпу насильно мобилизованных в воинскую часть, что с ними будут делать офицеры? Мобилизация — это всегда насилие, для которого нужен аппарат. У российской армии аппарат мобилизации такой же, как и в советской, — то есть несколько десятков лет не функционирует.
А как можно мобилизовать частично? Допустим, возьмем гранатометчиков: если все гранатометчики должны явиться на фронт, так никто же не явится. Медсестры, медбратья, да и все люди с медицинским образованием военнообязанные, географы, картографы должны будут явиться — но так не бывает.
Техническая мобилизация невозможна в России. У российской армии нет организационных структур, чтобы проводить мобилизацию.
Мы можем сравнить с украинской армией, где есть мобилизация. Но Украина — республика, и у людей есть идея, понимание своей республиканской ответственности. Они сами приходят и защищают свою землю, их не надо принуждать. У нас что, Кремль доверяет гражданам или граждане доверяют Кремлю? В авторитарной системе власти мобилизация возможна только насильственными методами, как это делала советская власть. Она приходила в деревню небольшим вооруженным отрядом и забирала мужчин в армию насильно, а потом перемешивала их. Мужчины были подконтрольны таким же вооруженным офицерам, которые могли либо в зубы дать, либо расстрелять. Это работало, как армия Мао в Китае с 30-х по 50-е годы: приходите в деревню небольшим отрядом, забираете крестьян, отправляете в другую провинцию, где они ничего не знают, и вот они уже стая, которая называется армией. В России сейчас это невозможно. Республики у нас нет никакой. И демократии нет.
Остаются те, кто уже в армии служит. Есть люди, которым из армии идти просто некуда, а есть идейные, но их количество сокращается естественным образом. Соответственно, то, что было накануне войны, и то, что сейчас, — это небо и земля. Если российская власть понимает вообще, что у нее происходит в армии, она будет адаптироваться к тем возможностям, что есть.
— А как у России обстоят дела с вооружением?
— Моя оценка в том, что львиная доля израсходована, и скоро у артиллерии начнутся проблемы. Если продолжать стрелять такими темпами, которыми они артиллерию используют, то к концу года начнется дефицит снарядов. Никаких бездонных советских складов не существует — то, что было, либо за давностью лет пришло в негодность, либо было израсходовано уже в двух чеченских войнах.
Производственные возможности тоже очень ограничены. С 2014 года началась программа восстановления, и старые, выпущенные в позднесоветское и постсоветское время снаряды меняли. Посчитать их сложно, но можно оценить следующим образом: примерно 570 тысяч снарядов разных типов и калибров в год восстанавливалось, и производилось около миллиона новых.
У армии РФ накануне нападения на Украину было около 15 миллионов снарядов, и сейчас они израсходовали миллионов шесть-семь, если брать на веру цифры, которые они озвучивают. Если такими темпами продолжать обстреливать, к концу года будет острый дефицит.
Не думаю, что у России есть возможность получить военную помощь от каких-то других стран. От каких — Иран, Северная Корея? Не похоже на то, чтобы у них была хорошая военная промышленность. Россия пытается, конечно, там чего-то наскрести, поднимать эту тему в переговорах. Но что даст это самим странам, какой у них интерес? Китай, в свою очередь, играет как бы на двух полях одновременно. Для него Россия — в первую очередь топливо, которое он сжигает, чтобы выиграть время для подготовки вероятного конфликта с США по вопросу Тайваня или с другими своими соседями по вопросу территорий, например, акватории в Южно-Китайском море. Но если Китай поставит хотя бы один беспилотник России и это будет зафиксировано на поле боя, это резко изменит политическое положение Китая, ему такое сокращение свободы маневра не нужно.
— Может ли сложиться ситуация, что через несколько месяцев, когда Россия израсходует свои запасы, а ресурсы Украины вырастут за счет поставок вооружений с Запада, у Украины будет перевес?
— Естественно. Они, видимо, этого и добиваются: ждут, копят, чтобы потом нанести удар. У России же не только с пополнением войск проблема, но есть и проблема с теми войсками, которые сейчас развернуты. Потому что кто-то из них с 24 февраля или еще до начала войны находился вдоль российско-украинской границы. Уже почти пять месяцев там, а предельный срок командировки стандартный — полгода. Они уже сейчас думают, как бы оттуда выползти, каждый отдельный военнослужащий. Когда пройдет полгода, у людей будет больше оснований требовать вывода. Чем дольше военные сидят в полевых условиях, в зоне боевых действий, тем хуже воюют. Войска нуждаются в отдыхе и в отводе. Можем вспомнить чеченские войны, сирийскую, Афганистан даже — полгода длится командировка, а дальше все. Потому что человек теряет профессиональную компетенцию, если больше полугода находится в зоне боевых действий.
— Стоит ли украинцам опасаться нападения с территории Беларуси?
— [Беларусь России] ничем особенно не поможет. Можно создать дополнительные проблемы [украинской армии], но это будет означать конец Лукашенко. Лукашенко же выживает за счет того, что сидит на двух стульях. У него всегда есть какое-то пространство маневра, оно сокращается, но пока есть. А если ты ввязываешься в войну, то ты уже израсходованный, отработанный материал, ты не будешь нужен даже Путину, Лукашенко не может себе этого позволить, но его могут к этому принудить. Мы не можем полностью исключать, что Лукашенко в итоге поддастся на давление Путина. Но разве это что-то изменит радикально? У него какая-то супермощная армия?
Белорусская армия — все-таки не российская. У них есть понимание своих национальных интересов. Они сами ощущают себя народом, который отличается от российского, и это тоже играет важную роль. Так сказать, антиколониальная повестка может очень быстро развиться в белорусских вооруженных силах. Это только Путин считает, что белорусы — это ветвь русского народа так же, как украинцы. А у Лукашенко, мне кажется, все-таки мозги какие-то есть, не все отбито. Его главный интерес — сохранение собственной власти.
— Недавно Минобороны РФ назвало командующего группировки «Восток» — генерала Мурадова. Как бы вы оценили его компетенции?
— По-моему, ни одного путинского генерала с хорошими мозгами не существует. Это просто физически невозможно в этой системе — они бы в ней не выжили, не доросли бы до генеральских званий. Эта плеяда путинских генералов отличается абсолютной лояльностью, покорностью. То есть они готовы выполнять любой приказ, но никогда не имеют своего мнения. Как военачальники они тоже никакие. Это люди, которые начинали карьеру в позднем Советском Союзе или в постсоветские годы, и тогда могли еще мыслить. Но основную генеральскую карьеру и старшие должности в российской армии заняли уже при Путине. И никогда бы они эти должности не заняли, если бы имели собственное мнение, сохраняли гибкость мышления, самостоятельность принятия решений.
[Решения по войне России в Украине принимает] сборище генералов, сидящее в Москве, в Национальном центре управления обороны. Они слушают, чего желают Владимир Путин и его окружение из ФСБ и ФСО. И отдает команды генералам на местах — мурадовым, кутузовым и другим, которые погибают. Кремль не доверяет собственным военным и не хочет, чтобы появлялись какие-нибудь жуковы, лебеди или рохлины, поэтому идет постоянная перетасовка. Эта плеяда путинских генералов одинаковая, там нет выдающихся полководцев или начальников.