T.me Проблема в том, что в многолетних автократиях правильных прогнозов быть не может!
Войны часто начинают из-за неправильных прогнозов.
События июля 1914 — наиболее яркий пример того, как это работает.
Убийство эрцгерцога Франца Фердинанда в Сараево было триггером. Но на этот триггер великие державы могли отреагировать совершенно по-разному.
Да, к тому моменту накопилось много взаимных претензий — из-за колоний, из-за территорий, из-за тревог за свои империи. Да, были и системные проблемы: в начале ХХ века великие державы разделились на два блока, каждый наращивал армии и вооружения, а обязательства внутри блоков были устроены так, что даже самый маленький конфликт запускал “эффект домино”, и в войну по цепочке втягивались все.
Это важно; но всё же летом 1914 можно было конфликта избежать.
Все тридцать дней между убийством Франца Фердинанда и началом Первой мировой правительства великих держав мялись и раскачивались. Звучали разные голоса, в том числе и за то, что бы сбавить обороты. Николай II сперва подписал приказ о всеобщей мобилизации, потом вдогонку велел его не отправлять, потом сутки еще думал, а потом все же отправил.
И ключевой ответ, почему Первая мировая все-таки началась, таков: каждая из сторон имела неверное представление о том, что это будет за война. То есть, неправильный прогноз.
Считалось, что уж если новая война и начнется, она будет:
А) быстрой (самый распространенный лозунг тех дней: “К Рождеству мы будем дома”. Нехитрый подсчет показывает, что война должна была продлиться где-то четыре месяца)
Б) победоносной. Противники с обеих сторон — Британия, Франция, Россия; Германия, Австро-Венгрия — уверены были, что именно они победят.
После победы маячили и манили разнообразные приобретения. У кого-то проливы Босфор и Дарданеллы, крест над Святой Софией, Галиция, часть Восточной Пруссии. У кого-то Эльзац и Лотарингия, сладкое чувство реванша за поражение в 1871, ну и по мелочи. У кого-то гегемония на континенте, новые колонии, новый статус.
Перечислять это бессмысленно; важно, что речь шла об очень большом выигрыше.
Не будем сейчас разбираться, откуда этот неправильный прогноз взялся (скажу пока так: он взялся из ПРАВИЛЬНЫХ наблюдений, это моя самая любимая часть).
Важно, какая вырисовывалась в конце концов картинка.
А она была такая: сейчас мы начнем войну, быстренько повоюем, страна даже не успеет ощутить это на себе, ПОБЕДИМ, и будем кататься как сыр в масле.
Если ставить вопрос таким образом, то и вывод понятен: почему бы, собственно, не повоевать.
Если бы к Николаю II явился бы пришелец из будущего и сказал: “Не четыре месяца, а четыре года, 20 миллионов смертей, у тебя в стране из-за войны произойдет революция, тебя свергнут, а потом убьют вместе с семьей в подвале Ипатьевского дома, и да, еще Гражданская война” — ну, он перекрестился бы и пошел договариваться. Уступать, давить на Сербию, чтобы приняла ультиматум, отменять мобилизацию.
Так бы поступили и другие правители великих держав.
Но пришельцы из будущего не явились, каждая из стран сделала летом 1914 года выбор начать войну. А потом ящик Пандоры было уже не закрыть.
За решением Путина напасть на Украину тоже стоял неправильный прогноз. Неправильный до абсурда: сорокамиллионную страну предполагалось завоевать за два дня.
Если бы прогноз был хоть немного ближе к реальности (6 месяцев и с успехами как-то туго, завоеванием Украины и не пахнет, огромные потери, санкции, обстреливают Крым, мобилизацию проводить боязно, вдруг 30% противников войны устроят сценарий 1917) — даже они может, и задумались бы.
Проблема в том, что в таких многолетних автократиях, как путинская, правильных прогнозов не может быть исходя из самого устройства системы.
Вокруг автократа остаются только те люди, которые его слушаются и заглядывают в рот. Неприятная информация до него просто не доходит. Любые силы, способные громко критиковать — а значит, и предлагать какую-то сверку с реальностью — изгнаны, разгромлены, загнаны в подпол.
Ну, и результат налицо.