T.me Удивительная и почти загадочная история. Только-только завершились переговоры России с США и НАТО, а на венской встрече ОБСЕ еще не прозвучал финальный гонг, а один из главных переговорщиков из когорты российских супердипломатов уже успел перечеркнуть главный смысл состоявшихся переговоров — то есть сам по себе факт начавшихся переговоров как дипломатического инструмента, способного заменить малопонятные, но явно опасные «военно-технические решения».
Заместитель министра иностранных дел Сергей Рябков в длинном интервью RTVI (в лице Тины Канделаки), в котором он продемонстрировал свой политико-дипломатический опыт и интеллект, включая даже эстетические воззрения (например, размышления о том, как бы было классно отличный «рэп Оксимирона наложить на музыку мистера Уэста» или дифирамбы в адрес «уникальной» Леди Гаги) наряду с дежурными фразами о том, что надо дать шанс дипломатии, что диалог крайне важен и т.п., вдруг заявил по итогам переговоров в Женеве и Брюсселе, что, мол, разногласия с «западниками» столь фундаментальны, что он не видит «оснований садиться в ближайшие дни, вновь собираться и начинать эти же самые обсуждения».
Ничего себе заявление опытного карьерного дипломата!
Ведь переговоры с поиском взаимоприемлемых компромиссов — это и есть основа дипломатии, ее сущность. По владению этим искусством, этим главным инструментарием судят о профпригодности дипломатов. Отказ дипломата от переговоров — это все равно как если бы боевой генерал заявлял во время военных действий, что надо бы срочно отменить оружие. Немудрено, что чувствительные к тревожным ситуациям российский фондовый рынок и курс рубля дружно рухнули.
Вопрос: зачем все так нескладно и почему? Зачем столько усилий по втягиванию «партнеров» в переговоры, чтобы потом объявить фактически об их бесполезности? Кому от этого бонусы? И надо ли до конца верить словам о бессмысленности дальнейших переговоров?
Наша версия — что вся эта история тянет на организацию очередной столь любимой нынешней политической властью «спецоперации».
Только если этот жанр политического действия ранее применялся в сфере военно-политической, в отжимании собственности, в расправе с оппозицией и всякими несогласными, то теперь он плавно распространился и на дипломатическую сферу.
Если упростить то, что в последние месяцы российская сторона предприняла на линии Россия — Запад, видится такая схема действий:
- «напугать —
- склонить к переговорам —
- выставить максимальные, крайние требования —
- отказаться продолжать переговоры —
- снова запугать —
- вернуться к переговорам, но, возможно, с меньшими исходными претензиями».
В принципе, такой цикл можно и повторять, если, конечно, не произойдет, как в известной фольклорной байке с постоянным и обесценивающимся запугиванием: «Волки, волки!»
Разберемся с этапами. Концентрация российских войск недалеко от границ Украины (пока без намерения вторжения) выстреливает уже второй раз.
В первый раз, весной прошлого года это привело к июньской очной встрече президентов Путина и Байдена в Женеве. И почему было бы не воспользоваться таким безотказным ноу-хау? А потому в ноябре минувшего года начался второй российский выход на сцену с концентрацией войск. Запад отреагировал как хороший сценический партнер и с помощью пропаганды и предостережений довел до состояния трепета европейских — и не только — граждан. Дыхание «войны» побудило к переговорам, тем более что российская сторона предложила США и НАТО в середине декабря освещенный в прессе документ о необходимых мерах по срочному укреплению безопасности. Сопровождая это заклинаниями о том, что ситуация столь тревожная, что нужны не просто переговоры, а переговоры экстренные. Если не поторопиться, то, не дай бог, что-то ужасное может произойти. Кстати, ознакомление публики с этим документом стало очередным проявлением своеобразной «искренней дипломатии», которую Россия уже использовала, когда предала гласности официальную переписку с европейскими «партнерами» по поводу созыва/несозыва встречи в «нормандском формате».
Итак, напугали, склонили к переговорам, переговоры были назначены, а в центре переговоров, по плану российской стороны, проекты российских документов для США и НАТО. Мол, почитайте, вникните и дайте свой — тоже письменный — ответ: что подходит, что нет, какие ваши возражения, почему, что надо было бы поправить и т.п. Желательно прямо к назначенным датам переговоров — к 10 и 12 января. Если не успеете, то после встреч.
Напомним, какие предложения/требования содержались в этих документах и, соответственно, были в центре переговоров с российской стороны:
Что Россия требовала от НАТО
— официально дезавуировать решение Бухарестского саммита НАТО 2008 г. о том, что «Украина и Грузия станут членами НАТО», а также юридически закрепить отказ НАТО от дальнейшего расширения альянса на восток, в сторону границ России (это опять-таки про Украину и Грузию в первую очередь);
— юридически закрепить договоренности о неразмещении США и другими странами НАТО ударных систем вооружений, создающих угрозу России, на территории соседних с ней стран — как входящих, так и не входящих в НАТО;
— ликвидировать созданную натовскую военную инфраструктуру на территории стран, вошедших в НАТО после 1997 года, то есть после подписания Основополагающего акта Россия‒НАТО (а это страны Центральной и Восточной Европы и прибалтийские государства);
— отвести районы оперативных учений на согласованное расстояние от линии соприкосновения Россия‒НАТО;
— согласовать предельную дистанцию сближения боевых кораблей и самолетов для предотвращения опасной военной деятельности — в первую очередь в Балтийском и Черноморском регионах;
— возобновить регулярный диалог между оборонными ведомствами по линии Россия‒США и Россия‒НАТО;
— Вашингтону, инициировавшему при Трампе выход из договора по РСМД, — присоединиться к одностороннему российскому мораторию на развертывание наземных ракет средней и меньшей дальности в Европе.
Сразу стало понятно, что первые три требования невыполнимы, ибо они противоречат натовской политике «открытых дверей», праву стран вступать в любые союзы и альянсы и проч. Об этом сразу после публикации российских предложений заявляли политики натовских стран накануне переговоров, в ходе переговоров и после них. Не сомневаюсь, что в невыполнимости этих требований в предложенном Россией категорично-прямолинейном виде были уверены и те, кто эти предложения готовил, и главные российские переговорщики, а также министр Лавров, да и повыше. Как бы мы ни относились к их конкретным действиям — все они хорошо знают фактуру и разбираются в интересах, предпочтениях и фобиях западных «партнеров».
Но эта очевидная «непроходимость» трех основных пунктов не помешала вышеперечисленным упорно держаться за рассмотрение всех предложений единым пакетом, в котором принятие именно этих пунктов провозглашалось условием sine qua non. И здесь российские представители на переговорах в Женеве и Брюсселе были железобетонны по сути и творчески разнообразны по форме. В частности, г-н Рябков, представлявший МИД в Женеве, говорил, что это «абсолютный императив», что это требования, «от которых мы не можем отступать», что это «полетное задание для нас», что без продвижения по этим трем «неотменяемым, неотъемлемым, абсолютно необходимым для нас направлениям работа по другим аспектам, при всей ее важности, будет под вопросом».
Еще более образным был мидовский коллега Рябкова вице-министр Александр Грушко, представлявший Россию в Брюсселе: «Наши предложения… это не чугуевская филармония — здесь играем, а здесь не играем. Все элементы наших предложений взаимосвязаны». И еще: «Наши предложения нельзя рассматривать как булки, из которых можно выковырять изюминки». Смех смехом, но позиция вырисовывается крайне жесткая — мы не настроены наш пакет развязывать. Правда, это по логике противоречит идее, что российские оппоненты должны предложить свои письменные ответы с предложениями и поправками (а зачем тогда они, если ничего нельзя трогать?), а также решительным опровержениям российской стороны: нет, то, что мы предлагаем, вовсе никакой не ультиматум.
Ну а затем прозвучал следующий аккорд этой пьесы в исполнении замминистра Рябкова: ну раз наши главные и системообразующие треки проигнорированы, то о чем нам продолжать разговаривать? Хотя министр Лавров на пятничной пресс-конференции довольно спокойно продолжал рассуждать, что мы, мол, ожидаем письменных ответов от «партнеров» с их встречными предложениями, поправками и замечаниями. Правда, все это уже после обвала фондового рынка, недоумений западных журналистов и экспертов, а также оживления страхов граждан, которым вовсе не по душе «военно-технические ответы», повторение «карибского кризиса» (или какого-нибудь «венесуэльского») и новые волнения в эти и так нервные ковидные времена.
Подозреваю, что в скором времени, несмотря на панические заявления, может произойти завершение отмеченного выше цикла спецоперации «Дипломатия». И все-таки начнутся переговоры, видимо, в каких-то иных форматах. Тем более что для этого есть некоторые предпосылки. В ходе нынешних переговоров и вокруг них стало понятно, что, за исключением лобового решения проблемы расширения НАТО, есть вполне реальные переговорные зацепки, что бы ни говорили высокие представители МИДа о фатальной обреченности на взаимоувязку всех рассматриваемых вопросов. Западные представители на переговорах говорили и о возможности вернуться к теме РСМД и их неразмещения в Европе, и о мерах по предотвращению непредвиденных военных эксцессов, чреватых конфликтом, и о восстановлении рабочих контактов между Россией и НАТО, и об увеличении транспарентности передвижения войск по обе стороны от границ НАТО и России. Эксперты указывают и на то, что проблемы неразмещения опасных видов оружия близ границ России тоже теоретически вполне можно обсуждать с помощью специальных переговорных линий.
У сторон на сегодня труднопреодолимые на первый взгляд исходные позиции: жесткое «пакетирование» заявленных Россией проблем и категорическое нежелание стран НАТО отказаться от принципа «открытых дверей» и выборочное, сугубо «натоцентричное», использование западной стороной положений Хартии европейской безопасности 1999 года о неделимости европейской безопасности.
Хотелось бы верить, что это не сознательный повод для срыва договоренностей и обвинений противоположной стороны в несговорчивости и воинственных устремлениях (так в истории уже бывало), а максимизация стартовых позиций — чтобы было куда отступать в ходе «дипломатической торговли», то есть поиска взаимоприемлемых и безопасных переговорных компромиссов.
Альтернатива такому подходу настолько бессмысленна, чревата опасной эскалацией, а потому самоубийственна, что ее даже рассматривать не хочется. Тут уж будет не до «открытых дверей» и не до неразвязанных пакетов.