T.me Семьи по всей России ищут братьев, отцов, сыновей и мужей — военных, переставших выходить с родными на связь с 24 февраля, когда Россия начала военную операцию в Украине. На фоне информационного вакуума в России родственники пытаются узнать о пропавших солдатах и офицерах на сайтах и в телеграм-каналах, созданных украинцами. Нередко публикация видео и данных о пленных приводит к травле их родственников.
Официальные данные о погибших, раненых и пленных с российской и украинской стороны разительно отличаются. Министерство обороны России только на седьмой день военной операции объявило о потерях российской армии: 498 человек. В министерстве подчеркнули, что украинские потери больше: «Более 2870 человек погибли, около 3700 ранены. В плен взяты 572 военных армии Украины».
Данные украинского Генштаба отличаются: на утро 3 марта за все время боевых действий в Украине потери российских войск там оценили в 9 тысяч человек. В эти цифры украинские военные включают и пленных, и погибших, и раненых. В сводках предыдущего дня говорилось, что 200 российских солдат взяты в плен. Верифицировать эти цифры невозможно.
Первые видео о пленных стали поступать в конце прошлой недели. На них — военнослужащие из разных частей и соединений российской армии. От них требовали назвать свое имя и дату рождения, номер части и цель, с которой они находятся в Украине. Би-би-си и несколько других СМИ верифицировали отдельных военнослужащих и могут подтвердить, что сказанные ими на камеру слова о себе — правда.
27 февраля Украина объявила о создании ресурса «Ищи своих». На сайте родственников российских солдат призывали оставлять данные, чтобы их можно было сопоставить со списками пленных и погибших. Через день российские власти блокировали сайт, и сбор заявок с именами и датами рождения солдат переместился в Telegram.
На момент написания статьи у канала было больше 61 тысячи подписчиков. Впрочем, как сообщили администраторы паблика 1 марта, точно выяснить ситуацию со своими родными и близкими смогли только 19 обратившихся.
«Осталась одна, получается. Что я могу сделать?»
Он демонстрировал на экране сообщения, приходящие от родных и близких российских военных с просьбой уточнить судьбу россиян. В прямом эфире ведущий пытался созвониться с родными предположительно пленных и погибших солдат, показывал им видео пленных, шевроны и документы погибших. Он спрашивал российских собеседников о реакции на вторжение России в Украину и о том, намереваются ли родные солдат как-то выразить свое отношение к этому публично.
Желающих выйти с протестом не нашлось, его собеседники были шокированы и на предложение передать что-то пленным отвечали односложно.
В это время Евгения Завидия из Челябинской области уже неделю искала мужа — 20-летнего рядового Дмитрия Завидия. Он ушел в армию в ноябре 2021 года, когда у них родился ребенок. В 20-х числах февраля Дмитрий звонил жене сказать, что уходит на учения, а потом пропал. Связи не было. Евгения написала комментарий в одном из телеграм-каналов о российских военных в Украине.
1 марта Завидия позвонили после стрима «Ищи своих» и сказали, что нашли ее мужа. «Я не могу быть убеждена, что это именно он, но мне сказали, что он. Как мне сказали, он ранен, тяжело обгорел, они пытаются спасти ему жизнь», — рассказала Би-би-си жена рядового.
«Я не знаю, срочник он или контрактник. В какой он части, я тоже не знаю, я не придавала этому значения, он рассказывал, а я не запоминала. Я не могу связаться с частью, потому что не знаю, в какой он был. У нас ребенок пятимесячный. Как вы думаете, в каком я состоянии? Не очень хорошем, скажем так. Я ничему не верю. Давно уже».
Завидия работает администратором в магазине, смены идут допоздна, времени на выяснение, в какой военной части служил муж, пока нет. Звонивший из Украины мужчина сказал Завидия собирать других жен и матерей солдатов и устраивать митинг, чтобы остановить военную операцию.
— Вы собираетесь последовать этому совету?
— Нет. Для чего? На человека ничего не повлияет, пока он сам не захочет изменить… На любого. На меня сейчас ничего не повлияет, пока лично не убежусь. Пока мне командир части не позвонит и не скажет. Осталась одна, получается. Что я могу сделать?
Через 15 часов после первого разговора с Би-би-си Завидия, на руках у которой кричал пятимесячный ребенок, уже отказалась отвечать на уточняющие вопросы. «Все у нас хорошо, — сказал она. — Муж вышел со мной на связь. Все у него хорошо. Я вам не скажу, где он. До свидания».
«Он сказал — ну, значит, война»
23-летний жених Вероники Пескишевой из подмосковной Кубинки служит по контракту в 45-й бригаде ВДВ. По словам женщины, Алексей Трубников был на учениях в Беларуси, а 22 февраля вечером написал невесте, что «их отправляют куда-то туда воевать». Еще он написал, что поедет «на защиту беззащитных», вспоминает Вероника. «Я еще сказала, каких беззащитных, там идет война. Он сказал — ну, значит, война. Они не знали, куда они едут».
С тех пор у Вероники нет никакой информации. «Я вообще не знаю, где он и что он. Оставила заявку в телеграм-каналах, чтобы узнать, где он. Ни связи, ничего. Я не уверена, что в его части что-то скажут. Я звонила туда, номера все недоступные. Есть такая информация, что их бригаду обстреливали с воздуха. Это мне написала хозяйка старой квартиры, она тоже в этом деле вся, связывается с украинцами».
На следующий день после публикации ее номера в телеграм-каналах Веронике стали поступать угрозы. «Мне сейчас звонили, буквально полчаса назад, и угрожали. Типа Леша в плену, как его отправлять, с какого уха начинать отрезать. Сказали, что живым его могу не ждать, они его убьют там».
Би-би-си связалась со звонившим Веронике, который представился Ярославом, но фамилию назвать отказался. Номер его мобильного телефона — российский. Сначала он сказал, что представляет инициативу «Ищи своих», потом стал уходить от четких ответов на вопросы, переводя разговор в полемику о войне России с Украиной. Мы не смогли подтвердить, что этот человек действительно знает, где находится контрактник Трубников.
Пескишева хочет пойти в управление воинской части, где служит Алексей. «Но я не уверена, что мне что-то скажут. Мы же с ним не расписаны, получается, по сути никто друг другу. А там информацию если и дают, то только родственникам». Но больше идти некому — Трубников рос в детдоме, говорит Вероника, у него есть мать, но они «в очень плохих отношениях».
В то же самое время, когда пропал Трубников, в плен попал молодой человек, который представлялся на записанном украинскими военными видео «Евгением Смирновым из деревни Шапы». Выяснилось, что Смирнов — приемный сын известной семьи из крошечной деревни в Смоленской области. Директор местного дома культуры Ольга Дральнова усыновила первого ребенка в 2007 году, чтобы спасти от закрытия школу в деревне — в ней не оставалось учеников. Им и стал Евгений Смирнов, тогда ему было 7 лет. Об истории о том, как женщина взяла в семью еще несколько детей, писали федеральные информационные агентства, о них снимали репортажи и госканалы, и независимые медиа из числа признанных иностранными агентами и блокированных в России.
Ольга Дральнова отвечать на вопросы Би-би-си о Евгении Смирнове отказалась, подтвердив лишь, что Смирнов — ее сын. Мать добавила, что всю информацию о нем можно «смотреть в интернете».
В друзьях у Дральновой во «ВКонтакте» нашелся «Антон Смирнов» с той же датой рождения, которую на видео, распространяемом украинскими телеграм-каналами, называет пленный. Там также был указан номер телефона. Проверив его в программе, позволяющей посмотреть, как абонент записан в телефонных книгах других людей, Би-би-си убедилась, что телефоном действительно пользовался Евгений Смирнов. У некоторых номер записан как «Сапер Смирнов», «Ефр Смирнов» (вероятно, имеется в виду звание ефрейтор) и «Женя Шапы».
Пять друзей «Антона Смирнова» во «ВКонтакте» подтвердили, что пленный солдат на видео — Евгений. Смирнов служит в мотострелковом полку, дислоцированном в Наро-Фоминске. По словам друзей Смирнова, он там уже 3 года. «Добрый мальчик, из увлечений не знаю, что любит, тоже как-то не доводилось обсудить, ну а так скажу, что не даст в обиду, спокойный человек», — рассказала Би-би-си его подруга Аня.
«Я не понимаю действий со стороны Украины»
Васса Васильева из Иркутска ищет своего племянника, сына бабушки — 21-летнего Тимура Очирова. «Это он в Таманской дивизии имени Калинина, что ли… Нет, с его частью мы не связывались. Мы оставили заявку на украинском канале на всякий случай, перестраховаться, исключить тот факт, что что-то плохое случилось», — говорит она.
Очиров — контрактник, служил под Москвой, последний раз выходил на связь две недели назад. «Мы знаем, что его отправили на Украину под видом того, что это учения. Две недели назад он говорил, что их из-под Москвы уже отправили на границу. С тех пор ни слуху ни духу. Но мысль о том, что их могут туда отправить, у нас была, мы настраивались на то, что он туда попадет. Он под Москвой, самая близкая часть… не знаю, как сказать, к власти, что ли».
— Обстановка сейчас в стране и странах, ближних к нам, это страшно. Кадры из Украины, само собой, видели, всего в интернете насмотришься и начитаешься.
— Вы верите в то, что Россия действует избирательно и только против военных объектов?
— Нет… Скорее нет.
Виктория Гурова из Барнаула ищет брата Александра Артищева. Неделю назад контрактник звонил домой, говорил, что на учениях. С тех пор пропал. Гурова предполагает, что его отправили в Украину: «Я не знаю, понимал он или нет, что их в Украину пошлют. Кадры — страшные. Очень страшно. Беспокоюсь, что он может не вернуться. Я не понимаю действий со стороны Украины. Если брат действительно там, то, наверное, за правое дело. Я слышала, что там происходило. Для меня сейчас Украина, как минимум половина населения, это люди, которые хотят продолжать воевать, потому что восемь лет они не могли справиться с тем, что у них происходило. А теперь еще нас призывают к митингам. Для меня это выглядит так, что они разрушили свою страну, а теперь еще хотят разрушить другую. А насколько чисты мотивы нашей армии, я не знаю. Но я знаю, что это когда-нибудь случилось бы. Может быть сейчас — лучшее время? Не знаю».
«Как это он не уехал, если он мне оттуда писал: я в Беларуси?»
Алевтина Ростовцева с Урала разыскивает своего 21-летнего внука-сироту Евгения Ростовцева, служившего по контракту на Дальнем Востоке. В январе, по ее словам, он позвонил и сказал: «Бабушка, мы на учебку едем в Белоруссию». Из республики звонить было дорого, и внук только присылал редкие текстовые сообщения. Говорил, что стоят где-то в лесу в палатках — вроде бы на реке Припять, недалеко от Чернобыльской АЭС. «И числа 15 февраля написал, что их, наверное, на границу между Украиной и Белоруссией отправят. Я говорю: зачем? На охрану, говорит».
Последний раз Евгений Ростовцев связался с бабушкой днем 23 февраля. «Написал, что якобы на концерте они. Я хотела ему позвонить. Ты, говорит, не звони, тут начальство, телефон заберут. И с 23 февраля я не знаю, где он, что с ним. Я думала, ну на концерте и на концерте, их привезут обратно в поле, он мне напишет. А потом смотрю — 24 нету, 25 нету», — рассказывает и плачет Ростовцева. Похожую историю рассказала Би-би-си мама еще одного солдата, служившего на Дальнем Востоке, но затем попросила ее не публиковать.
Некоторые матери солдат, с которыми удалось связаться Ростовцевой, говорят, что сыновья им звонили с телефонов, которые, по-видимому, им давали украинцы, и говорили, что «у них все хорошо, все нормально. «А мой не выходит на связь», — переживает бабушка. Где сейчас находится Ростовцев и правда ли он участвовал в военной операции в Украине, Би-би-си выяснить не удалось.
Его бабушка рассказывает, что смогла дозвониться до части на Дальнем Востоке, где служил Евгений, но там ей ответили, что он никуда вообще не уезжал. «Да вы чего, надо мной издеваетесь? Как это он не уехал, если он мне оттуда писал: я в Беларуси, — передает бабушка разговор с замполитом. — Вы что, не знаете, куда ваши солдаты уехали?» Они трубку бросили и больше не стали со мной разговаривать».
Алевтина Ростовцева воспитывала внука с семилетнего возраста: ее дочь, мать Евгения, умерла, а отец от него отказался. На гражданке у него была специальность «помощник машиниста» и квартира, но совсем не благоустроенная, жить в ней было нельзя. Осенью 2020 года внука забрали в армию по призыву, и в первые же дни службы на Урал с Дальнего Востока приехали «покупатели». «И уж так уговаривали контракт подписать, обещали, что деньги хорошие будут, будешь в автобате служить, на права там сдашь, категорию получишь С и Д», — рассказывает она. Бабушка, по ее словам, его отговаривала: «Женечка, ты отслужи, а там видно будет». Но ему «наобещали такие деньги хорошие — не то чтобы заставили, просто уговорили — подписывай, на пенсию раньше пойдешь, как говорится, по ушам проехали».
«У него искривление позвоночника, и сердце, и зрение плохое. Но сказали, годен-годен, — переживает Ростовцева. — Он был полный такой у меня, жирочек раньше у него был, а из армии прислал фотографию — вообще худоба худобой. Я говорю «Куда у тебя все девалось?» — «Это же, бабушка, армия».
Контракт он подписал год назад уже на Дальнем Востоке. Ростовцева говорит, что сначала ему платили 18 тысяч рублей, затем 24 тысячи. Но почти все деньги уходили на оплату квартиры — он с друзьями переселился туда из полутемной казармы с холодной водой. Из рассказов внука о том, что ему приходится отдавать часть денег на бензин, плакаты и т.д, Ростовцева предположила, что у него вымогают деньги, и пожаловалась в прокуратуру. Но там ответили, что никто у него ничего не вымогал.
Когда внука отправили в Беларусь, им якобы обещали за час белорусскими деньгами три тысячи рублей, говорит Ростовцева, но, по ее сведениям, заплатили только часть зарплаты — 16 тысяч, ни командировочных, ни суточных. «Он даже сам не знал, что их куда-то дальше пошлют. Не знали они этого, только говорил, что «учебка, учебка, закончится и домой», — повторяет она.
«Зайчик, связь появится, я тебе позвоню»
«Если бы я знала, где он сейчас находится, я бы сама собралась и поехала к этим людям и молила бы их о пощаде», — говорит Наталья, мать 20-летнего рядового Павла Кравченко из Иркутской области.
Кравченко служил контрактником в Подмосковье в должности механика-водителя, откуда, судя по рассказам его родственников, и уехал «в поля на учения». Где конкретно проходили учения, семья не помнит. «Он был спокоен, как всегда, разговаривал с мамой. Все нормально, здоров, кушает, спит», — вспоминает Наталья.
«Он сказал: «Зайчик, связь появится, я тебе позвоню», — пересказывает последний разговор с Павлом его девушка Дарья. Он тоже состоялся 23 февраля. После этого информации о Кравченко у них не было. А двое суток спустя в соцсетях появилось видео, на котором он с заклеенными скотчем глазами рассказывает о себе и называет адрес своих родителей.
После эфира «Ищи своих», в котором были указаны номера родственников российских военных, подруге Кравченко Дарье начали звонить и писать с незнакомых номеров — украинских и российских. «Мне стали написывать: «Забирайте свой труп или мы его сожжем», — говорит Дарья. — Но он живой, я это знаю по видео. Мне писали: «Вот он сдох, как собака. Пошел убивать детей». Но он не знал, куда он пошел».
«Если бы он знал, куда его отправляют, он бы мне сказал, — уверена девушка. — Он ничего не говорил. Им могли сказать, что они поехали туда, но не сказали, что они поехали воевать? Может, так и есть, что их отправили, а они на самом деле не знали. Потому что он сказал на видео «Я не хотел воевать, я жить хотел». Они даже сами положили оружие, потому что он жить хотел».
Мать Кравченко отказывается от подробных разговоров о сыне. «Я не дам никаких интервью до тех пор, пока ребенок не будет дома, — говорит Наталья. — Мне помогут сейчас только люди, которые держат моего ребенка».
По словам женщины, с ней никто из Украины пока не связывался. «Я молюсь за этих людей, чтобы они его не трогали, чтобы они его отпустили», — признается Наталья.
«У нас не объявлена война. Читайте Женевскую конвенцию»
Директор правозащитной группы «Гражданин. Армия. Право» (признана в России «иностранным агентом») Сергей Кривенко рассказал Би-би-си, что в их организацию тоже звонят родственники военнослужащих, которые с 24 февраля не выходят на связь. «Мы пытаемся проверить по горячей линии, которую украинцы объявили для пленных по линии минобороны, а также по базе данных о погибших, и проверять такую информацию. Ну и основная рекомендация родственникам — писать обращения на сайт минобороны, чтобы получить информацию о родственниках», — сказал Кривенко.
По его словам, звонят правозащитникам и российские военнослужащие, попавшие или сдавшиеся в плен. Они просят связаться с родственниками, но на жестокое обращение не жалуются. Российские правозащитники мониторят эту ситуацию — и пока ни одного подтверждения пыток, бесчеловечного или унижающего человеческое достоинство обращения с российскими пленными не выявлено, говорит Кривенко.
У представителей минобороны России другое мнение. Не сообщая о том, сколько именно и как военные попали в плен, в ведомстве говорят, что знают, «как относятся украинские нацисты к немногим захваченным российским военнослужащим». «Знаем и видим, что истязания и пытки те же, что были у германских нацистов и их прихвостней-полицаев в Великую Отечественную», — заявил 27 февраля журналистам официальный представитель министерства обороны РФ генерал-майор Игорь Конашенков.
Российские контрактники все чаще обращаются в НКО и с другим вопросом — могут ли они отказаться от участия в спецоперации. «Но это очень сложное дело, — признает Кривенко. — Ситуация сейчас другая, чем в 2014 году — тогда не было решения президента как главнокомандующего, и тогда они находились на территории Украины незаконно и скрыто. На этом основании можно было отказываться — были такие случаи. А сейчас все по-другому. Правового механизма для отказа от выполнения боевой задачи нет. За такой отказ предусмотрена уголовная ответственность. А в соответствии с Уставом внутренней службы, в боевых условиях командир может и применить оружие, чтобы обязать выполнить приказ».
Военнослужащий, по словам эксперта, может отказаться от выполнения только заведомо незаконного приказа, такое право содержится в части 2 статьи 42-й УК РФ. Например, от расстрела мирных жителей, геноцида, преступлений против человечности.
«Важны формулировки приказов, куда направляется военнослужащий — на учения или для выполнения боевой задачи, за такими формулировками надо внимательно следить», — говорит правозащитник.
Обращений о том, что военнослужащих даже на учения в Беларусь отправляли без приказа, в организации «Гражданин. Армия. Право» не получали. «Но такое возможно, и очень напоминает и 2008-й, и 2014-й год. Информации о том, что на Украину отправляют срочников, у нас нет. Почему-то в России все уверены, что срочников на войну не могут посылать, хотя это не так. Есть утвержденное указом Президента РФ от 1999 года «Положение о прохождении военной службы». В нем зафиксировано, что военнослужащий по призыву может направляться для участия в боевых действиях — как сейчас на Украине — спустя 4 месяца после учебной подготовки».
С официальным заявлением о принуждении к участию в боевых действиях в Союз комитетов солдатских матерей России не обратился ни один из родственников солдат, говорит ответственный секретарь организации Валентина Мельникова. «Но чтобы кого-то куда-то отправить — никогда никого не спрашивали — ни в Чечне, ни в 2008-м в Грузии, ни в Крыму в 2014-м, ни в Донбассе. Никто в российской армии никого никогда не спрашивает».
Правозащитница подчеркивает, что участие в военных действиях оформляется четкими приказами. Если их нет, то солдата, отказавшегося воевать и привлеченного к ответственности по статье 337 УК РФ («Самовольное оставление части»), по всей вероятности, оправдают.
Как быть в этих условиях с широко растиражированной легендой об «учениях», о которой говорят практически все пленные солдаты из России — что почти никто из них не знал о начале боевых действия?
«У нас не объявлена война, — говорит Мельникова. — Читайте Женевскую конвенцию. Война должна быть объявлена, понимаете. По гуманитарному праву она должна быть объявлена, и боевые приказы, которые были даны для пересечения границы, должны быть юридически правильные: направляются такие-то для ведения боевых действий на основании указа президента и решения Совета Федерации. Есть такие приказы?»
В роликах, снятых в Украине, российские пленные произносят — по всей вероятности, под давлением украинских солдат — разные лозунги и антивоенные призывы. Мельникова считает, что после возвращения на родину их судьбу это, скорее всего, не утяжелит. «Нам в 2014 году удалось двух мальчишек невозбранно освободить, и потом уже полгода из Луганска вместе с журналистами выковыривали в Россию. Там офицер был и солдат по контракту. Говорили — говорили на камеру многое, но потом вернулись в Россию, и ничего не произошло».