Лицо учительницы покраснело, она внезапно вспомнила про последние выборы…
— Так, дети, подводим итоги по сочинению «Кем бы я был на той войне». В целом, все справились. Вадик Жуков написал, что хотел бы быть среди 28 панфиловцев и остановить немцев под Москвой. Света Павлова готова повторить подвиг Зои Космодемьянской и поджечь немецкий штаб. Витя Королев мог бы воевать как наш ас Покрышкин и сбивать немецкие самолеты.
— И получить за это трижды героя, — выкрикнул с задней парты мальчик с прической под панка.
— Об этом писать не надо, — строго сказала учительница. — Надо быть скромнее. Хватит с тебя и медали «За отвагу».
Класс захихикал.
— Тише, тише, дети. Алик Кошкин восхищен подвигом Александра Матросова и тоже мог бы лечь на амбразуру вражеского дота. А вот Оля Кривницкая… Вроде бы хорошее сочинение. Оля хотела бы быть медсестрой и помогать нашим раненым бойцам. Но почему в тылу, Оля? Встань и объясни классу.
С первой парты поднялась худенькая девочка с косичками.
— Елена Сергеевна, мне страшно на войне. А помочь нашим солдатам хочется. Ведь на войне можно умереть?
— Конечно, можно. На то она и война. Но у нас весь класс готов умереть за Родину, а одна Кривницкая нет. Давай, я верну сочинение и ты исправишь тыл на передовую. И еще добавишь, что хотела бы вытаскивать наших бойцов после атаки.
— Елена Сергеевна, но вы же сами говорили, что высшая ценность — это наша жизнь.
— Да, но не во время войны. Когда Родина в опасности, каждый из нас должен быть готов отдать свою жизнь за нее.
— Но ведь в сочинении это сделать легко. А в реальной жизни?
— В реальной жизни нам надо отчитаться перед департаментом образования о проведенном конкурсе сочинений, — сказала учительница, нервно грызя при этом ручку. — А ты, Кривницкая, сейчас можешь подвести свой класс и снизить среднюю оценку. Тебе что, жалко исправить две строчки ради свои друзей?
— Но ведь это же получится вранье, Елена Сергеевна, — ответила учительнице девочка с косичками. — А вы сами учили, что врать нехорошо.
Лицо учительницы покраснело, и она внезапно вспомнила про последние выборы. Когда завуч попросила ее положить в урну несколько лишних бюллетеней.
— Понимаешь, Оля, иногда обстоятельства требуют немного даже не соврать. А приукрасить.
— Елена Сергеевна, а давайте Кривницкая оставит все как есть, — сказал мальчик с прической панка. — Она ведь не отказывается воевать. И написала так, как думала. А вот Алику, который хочет броситься на дот, я лично не верю. У него папа чиновник и если бы пришли немцы, то они оба наверняка пошли служить в полицаи.
В классе поднялся страшный шум. Одни кричали, что Алик Кошкин закрыл бы собой вражеский дот. Другие, что ему бы помешало пузо. А третьи соглашались с мальчиком с последней парты. Который уже получил по голове от Алика рюкзаком и готов был ответить.
— Тише, дети, тише! — пыталась восстановить порядок в классе учительница. — Никто из вас в случае войны не перешел бы на сторону врага. Я в этом уверена. Ведь мы столько часов посвятили вашему военно-патриотическому воспитанию. И причем тут папа-чиновник!
Но джин уже был выпущен из бутылки. Все накопившиеся обиды в классе вырвались наружу. В полицаи и во власовцы кроме Алика Кошкина были зачислены еще несколько отличников. По классу летали учебники и тетрадки. А девочка, хотевшая повторить подвиг Зои Космодемьянской, длинной линейкой ударила мальчика из 28 панфиловцев и получила в ответ:
— Дура!!!
Наконец, с большим трудом, порядок бы восстановлен. Учительница рухнула на стул и жалобно посмотрела на свой еще недавно примерный класс.
— Дети, ну что же вы делаете. Что творите?
— А вы что творите, — тихо спросила ее не принимавшая участия в потасовке Оля Кривницкая. — Скажите нам, Елена Сергеевна?